Хроника революции - [75]

2 ноября:

"25 октября 1917 года я был вызван в штаб Петроградского военного округа около пяти часов утра, в управление заведующего авточастью, находящееся в здании штаба. В десять часов утра, когда заведующий авточастью лег спать и я остался один в канцелярии управления, я был вызван к генералу Багратуни, и в его присутствии полковник Полковников приказал мне достать два автомобиля для Керенского, который будто бы должен ехать встречать подходящие к Тосно войска. При штабе не было ни одной машины. Одни уехали, другие были испорчены. Я вернулся к главнокомандующему и доложил ему, что машины нет. Тогда он в категорической форме, а вместе с ним и начальник штаба потребовали исполнения приказания во что бы то ни стало, причем генерал-квартирмейстер подполковник Пораделов сказал: "Где Подгурский (заведующий авточастью округа)? Я его не узнаю, до того он бездеятелен". Тут же Полковников сказал, что, быть может, удастся достать машину в английском посольстве или в каком-нибудь другом. Заняться этим было приказано адъютанту генерал-квартирмейстера прапорщику Соболеву и мне. Мы вышли на улицу и решили, что вместо того, чтобы ехать на Французскую набережную, где находится английское посольство, проще всего пойти по Морской в итальянское посольство. Посол сказал, что машины у него нет. Тогда я позвонил из посольства присяжному поверенному Эристову и просил разрешения к нему заехать. Я знал, что у него есть автомобиль и что он живет тут же, рядом, на Морской. По дороге к Сидамону Эристову (Морская, 61) у американской миссии мы увидели машину. Соболев остался у нее и стал расспрашивать шофера, а я пошел к Эристову, который сказал, что машину даст, если таковая имеется у него в управлении, на Сергиевской. Та же, на которой он ездит, слишком слаба. С этим решением мы с Сидамоном Эристовым выехали из его дома. У подъезда американской миссии я просил разрешения остановиться, вошел в подъезд и спросил, здесь ли прапорщик Соболев, и, получив от прислуги утвердительный ответ, я зашел на квартиру и, пройдя в гостиную, увидел Соболева, разговаривающего с поручиком в русской форме, который оказался бароном Рамзай, состоящим при посольстве, и атташе американского посольства - американцем, фамилию которого не помню. Я услышал только конец их разговора, из которого я понял, что американец соглашается дать автомобиль, но просит свезти его к главнокомандующему. Мы вышли все вместе, Соболева я познакомил с ожидавшим нас Сидамоном Эристовым, и он поехал с Соболевым доставать вторую машину, а я с бароном Рамзай и с американцем на его автомобиле "Рено" поехал в штаб округа. По приезде в штаб я доложил полковнику Полковникову о прибывших, и он, переговорив с Рамзай и американцем, спросил их, не желают ли они что-нибудь сказать Керенскому лично. Американец изъявил свое желание, и вместе с Полковниковым они пошли вниз. Что и с кем они говорили - я не знаю. На машине "Рено" был американский флаг, который посредине пути отвязался, и я его спрятал. Шофером был финляндец. Где была получена вторая машина, та именно, на которой уехал Керенский, я не знаю. Прапорщика Соболева я больше в штабе до своего отъезда не видел. Автомобиль "Рено" остался на виду у всех у главного подъезда штаба. Я ожидал с шофером у машины. Через полчаса ко мне подошел какой-то офицер в морской форме (как потом оказалось, один из адъютантов Керенского) и сказал: "Поезжайте вслед за той машиной, которая сейчас выедет из ворот". Ко мне в карету сел другой офицер (позже я узнал, что это прапорщик Брезе - адъютант Козьмина 21. Я увидел, как морской офицер побежал к воротам штаба, находящимся за углом, и вскоре оттуда выехал открытый автомобиль фирмы "Пирс Арроу". Я велел шоферу ехать вслед за ним, но ввиду того что ни я, ни шофер не знали, куда именно ехать, мы стали крутиться по площади на виду у всей толпы, и только через минуту я понял, что очевидно, от меня требуют, чтобы я ехал вперед. Сделать я этого не мог, не зная направления, и, видимо, на первом автомобиле это поняли и двинулись к арке. Миновав арку, нам знаками приказали ехать вперед, указав "прямо". Мы исполнили приказание. Миновав Мариинский дворец, я спросил Брезе - куда же ехать, он ответил: "К Царскому, по Царскосельскому шоссе". Я ответил, что не знаю, как туда выехать. На Вознесенском у какого-то магазина я приказал остановить машину и пропустить вперед первую машину. Остановилась и она. Оттуда прапорщику Брезе сказали ехать по Забалканскому. Они хотели, видимо, чтобы я ехал впереди, но я упорно не хотел этого, не зная маршрута. На Вознесенском, по переезде через Екатерининский канал, передний автомобиль круто завернул в какой-то переулок, видимо не желая сталкиваться с толпой, шедшей ему навстречу. Первый автомобиль шел страшно быстро, и бывали даже в городе моменты, когда моя машина отставала от первой на четверть версты. Я видел, что в первом автомобиле сидели Керенский и Козьмин, а с ними еще два офицера: один - моряк, подходивший ко мне, другой - какой-то поручик. После я узнал, что первого звать Кованько, а второго - Виннер и что они оба адъютанты Керенского. Мы миновали Забалканский и выехали на шоссе, ведущее через Пулково в Гатчину. Я не задумывался над целью поездки Керенского прежде всего потому, что получил категорическое приказание от главнокомандующего с соответствующим объяснением цели поездки. Правдивость этой цели для меня имела основания в том обстоятельстве, что еще часа за два до этого генерал-квартирмейстер Пораделов говорил об автомобилях на Тосно для встречи войск, причем на них должны были ехать комиссар Малевский и представители крестьянских депутатов. Достать этих автомобилей мне не удалось, пока я не получил приказания искать их на стороне. Если мне и приходило в голову, что Керенский хочет бежать, то я не допускал серьезности этой мысли, не зная трудности положения штаба и слыша, что будто бы громадные массы войск, верные правительству, движутся к Петрограду и эшелоны уже находятся в часе езды от столицы. Вместе с тем для меня как офицера ни штаб, ни верховный не сложили своей власти и никем не были еще в то время низложены. Около 12 с половиной дня мы приехали в Гатчину и, следуя за автомобилем Керенского, поехали прямо во дворец. В воротах дворца я впервые познакомился с Керенским как с представителем Временного правительства. Раньше, принадлежа к сословию присяжных поверенных, я его знал, конечно, однако за все время его пребывания в правительстве ни разу не видел его и с ним не разговаривал. Во время пребывания моего в сословии у меня были с Керенским скорее холодные отношения; они были вызваны одним принципиальным дисциплинарным делом, разбиравшемся под его председательством в комиссии помощников присяжных поверенных. Керенский держал себя во время разбора дела исключительно неприступно и не по-товарищески, все время показывая, насколько он стоит выше окружающих. Приехав во дворец, Керенский с сопровождавшими его прошел к коменданту города, я же поднялся на третий этаж к своим хорошим знакомым. Приблизительно через 15-20 минут я спустился вниз и встретил Керенского выходящим. Он подошел ко мне и сказал: "Вы остаетесь здесь. Нагрузитесь бензином, шинами и всем, чем нужно, а потом приезжайте в Лугу к коменданту. В Гатчине не задерживайтесь. Через час самое позднее выезжайте". Я спросил: "А где же войска, которые мы должны встречать?" Он ответил: "Они не успели, мы едем им навстречу". Я остался в Гатчине (и хотя знал, что у меня нет освещения22, не особенно беспокоился, думая, что ночь не такая уж темная). Я попытался достать бензин и шины, но этого не удалось, и в поисках я потерял целый день. Насколько я был мало осведомлен, куда еду, видно из того, что при выезде моем из Петрограда в баке моего автомобиля было не более пуда бензина. Запасных покрышек и камер не было вовсе. Часов около семи только я выехал из Гатчины, взяв два пуда бензина только для своей машины у коменданта. Около станции Сиверской мы из-за отсутствия фонарей налетели на камень, и я, видя, что ехать так дальше - значит только погубить бесцельно машину, оставил ее на постоялом дворе с шофером, который на следующий же день возвратился в Петроград (по крайней мере так было ему приказано). Сам же взял извозчика и поехал на станцию, откуда поездом доехал до Луги. В Луге, как мне было приказано, я явился к коменданту города, и он сказал мне ехать в Псков. 26 утром я приехал в Псков и отправился в штаб Северного фронта, где был принят генералом Барановским. Генерал сказал, что Керенский уехал в Остров, и что туда сейчас посылается офицер с телеграммами на имя главковерха, и я могу ехать с ним. По приезде в Остров мне сказали, что Керенский поехал в Псков и что с ним туда выступил 3-й конный корпус с генералом Красновым во главе. Мы вернулись в Псков, и здесь начальник военных сообщений генерал Кондратьев сказал, что и Керенский и Краснов миновали Псков и едут в Лугу. Опять был наряжен автомобиль, и я с офицером, везшим депеши, вновь отправился в путь. Находясь в штабе, я ни на минуту не мог задумываться над легальностью положения Керенского. Конверт был ему адресован как главковерху от штаба. Генерал Черемисов, который видел меня и знал, почему я очутился в штабе, отдавал распоряжения об отправке эшелонов в Петроград. Так же уверенно держали себя все чины штаба, с которыми мне приходилось встречаться. Ни о каком правительстве, в Петрограде вновь образовавшемся, не было и речи. В Луге я наконец в вагоне увидел Керенского. Он приказал мне ехать с ним в Гатчину и временно исполнять обязанности и. д. начальника канцелярии главковерха по гражданской части и управляющего делами Временного Правительствам.