Хроника одного скандала - [61]

— Конечно, — сказал он. — Я дам ей морфия, и ей станет полегче.

Он ткнул кнопку на столе, вызывая сестру.

Пока Порцию готовили к уколу, я вспоминала рассказ Шебы о том, как ее дети реагировали на прививки. Они ни о чем не подозревали до самого последнего момента, а в тот миг, когда иголка вонзалась в тело, в их взглядах вспыхивал изумленный укор. «Такое взрослое выражение, — рассказывала Шеба. — Они будто говорили: “Et tu, мамочка?”». Порция меня ни в чем не обвиняла. Она едва дернулась под иголкой, а когда я ее подняла, мяукнула хрипло — и без капризов позволила уложить себя в корзинку.

На обратном пути я купила в эконом-магазине несколько сосисок и двухсотграммовый пакетик сливок, а дома соорудила на кухне ложе из подушек и пледов, чтобы Порции было уютно и она могла смотреть, как я готовлю. Я нарезала сосиски крохотными кусочками и поджарила в сливочном масле — Порция обожала это лакомство. Но изощрялась я скорее для собственного успокоения. Порция была слишком больна для изысканного последнего ужина. Я поставила перед ней блюдце, но она не шелохнулась, вяло глядя на угощение. Я чуть-чуть подождала, потом наклонилась и взяла Порцию на руки. Она не сопротивлялась, издав лишь недовольный тихий всхлип. Я отнесла ее в спальню и попробовала поудобнее устроить на коленях. Порции не понравилось, и тогда я позволила ей расположиться на покрывале, а сама легла рядом, легонько почесывая шейку. Веки Порции опустились, но не прикрылись до конца (обычное, немного пугающее выражение довольства), и она наконец блаженно заурчала.

А я наконец смогла заплакать. Что бы ни говорили, мы редко скорбим лишь из-за конкретного события, без капли фальши, по какому-то одному поводу, и потому я лила слезы не только по Порции. Набрав обороты, двигатель горя, как это часто бывает, пустил экипаж рыданий по закоулкам всех моих проблем. Я рыдала от стыда и раскаяния за то, что не была для Порции хозяйкой лучше, добрее. (Стоило ли тыкать бедняжку носом в неприятность, случившуюся с ней рядом с туалетным поддоном?) Я рыдала потому, что нанесла почти фатальный — как мне тогда казалось — удар нашей с Шебой дружбе. Я оплакивала безысходность, подтолкнувшую меня к надежде на связь с нелепым типом, который собирает бейсбольные куртки. И который к тому же посмел меня отвергнуть. Я оплакивала себя как женщину, над которой издеваются в парикмахерских. Наконец, я оплакивала позорную истерику старой девы, хлюпающей носом в пустой спальне субботним вечером.

Длилось это недолго. Минут через пять самосознание, подстерегающее одиноких плакальщиков, настигло и меня. Я ощутила ритм своего плача, взмокшую шерсть Порции. А вскоре мой слезливый настрой ослаб, способность соображать окончательно мне отказала. Я включила телевизор и с полчаса, перед тем как заснуть, с совершенно сухими глазами смотрела вечерние новости.

Глава четырнадцатая

После субботнего свидания я не один день провела, вспоминая разговор с Бэнгсом и прикидывая, насколько велики шансы, что Бэнгс с кем-нибудь поделится услышанной новостью. Усыпив Порцию, я вернулась домой и за вечер написала не меньше трех покаянных писем Шебе — и все их сожгла в кухонной раковине. Тоскливый настрой вернулся ко мне с новой силой, подстегиваемый чувством вины. Кроме того, на меня навалилась масса мелких проблем со здоровьем. Стоило лечь, как правую ногу начинало крутить и дергать, отчего сон не шел вовсе. Меня замучила постоянная головная боль. Вскоре после того, как я приехала в Истбурн, на подбородке высыпали прыщи, а ногти на ногах изуродовал грибок. Совершенно очевидно, что организм таким образом реагировал на стресс, но я убедила себя, что все недуги — это возмездие за грех, кара за измену Шебе. Я еще и укрепилась в этом суеверии, когда поняла, что ни от одного из рекомендованных местным аптекарем лекарств эффекта ни в малейшей степени ждать не приходится. На Рождество один из почерневших ногтей отвалился, и я рыдала как безумная в туалете Марджори, в полной уверенности, что подхватила проказу.

На День коробочек Полли убежала из дома. Я еще гостила у сестры и сообщение Шебы получила только на следующий день, когда вернулась в Лондон. Услышав голос Шебы на автоответчике, взволнованно произнесший: «У нас тут кое-что случилось!» — я предположила самое худшее. Не буду скрывать, что вздохнула с облегчением, через несколько секунд узнав, что у Хартов исчезла дочь. Я перезвонила немедленно.

— О, Барбара! — воскликнула в трубку Шеба. — Простите за беспокойство. Все уже в порядке. Полли нашлась. Безмозглая девчонка сбежала к бабушке. Завтра я лечу за ней в Шотландию.

Шеба отправлялась за дочерью одна: Ричард должен был приглядывать за Беном. Мое предложение составить ей компанию Шеба сначала отклонила, объяснив, что старается без крайней необходимости не навязывать общество матери своим друзьям. Но мы поговорили еще немного, и Шеба заколебалась. Вдвоем все же веселее, вслух размышляла она. Да и машина пришлась бы кстати. Я в самом деле не против? Разумеется, еще раз подтвердила я, отнюдь не против.

На следующее утро, когда я заехала за Шебой, она выглядела неважно — измученное лицо, подпухшие глаза. На улице, прежде чем сесть в машину, я взяла Шебу за руку: