Хроника Мухаммеда Тахира ал-Карахи о дагестанских войнах в период Шамиля - [16]

Затем Шамиль со своей семьей переселился в селение Ансаль. Он не мог спать более двадцати ночей. Пришел доктор и наложил на его тело пластырь из воска. Шамиль заснул и проспал с утра до утра. Затем проснулся и спросил: «Совершал ли я полуденную молитву?» Ему ответили: «Нет, даже несколько молитв миновали тебя». — «Как же это?» — спросил снова Шамиль. «Ты спал с утра вчерашнего дня до сего времени», — ответили ему. Он не поправлялся до последних дней шабана. Затем встал и посетил устаза шейха Мухаммеда ал-Яраги в селении Балагин.

Глава о том, что произошло у Шамиля с гимринцами после этого

В начале рамадана он отправился в селение Гимры. Когда он направлялся в «завию»[47] для омовения, он увидел женщин, сидящих на улице и обрабатывающих шерсть.

Сказав: «поистине эти считают, что шариат умер вместе со смертью Гази Мухаммеда», он прошел мимо них, предполагая, что они уйдут до его возвращения. Но когда он вернулся, то нашел их на прежнем месте, а подле них — дряхлого старика. [58] На старике не было «изара»,[48] а в руке его была толстая палка.

Шамиль отнял у него палку и сурово сказал: «А разве сидение вместе с женщинами было тебе приказано?» Старик упал и стали видны его срамные части тела. Шамиль принялся бить женщин. Они все разбежались, кроме одной. Она упорствовала, а он ее бил и бил. Когда же она увидела, что он ее не оставит, то она также убежала с криком: «Ой, он меня убил». Шамиль пошел к себе домой. Сын этой женщины пришел к их [гимринцев] кадию с жалобой на этот поступок. Их кадием был Хасан ал-Мухаммед ал-Харикули, тот, у которого целовал ноги Гази Мухаммед, говоря: «Истинно этот шариат — религия нашего владыки, он отнюдь не является чем-либо особенным только для меня. Будь же и ты помощником шариату и утвердителем его и непокорные невежды не будут тащить тебя к их устремлениям». Но этот кадий не поднялся для этого и не послушался увещания. Конец.

К Шамилю пришел тотчас служитель кадия, заявляя ему о том, чтобы он явился к кадию для наказания за то, что он запретил запрещенное без разрешения кадия, а это невозможно. Шамиль ответил повиновением и послушанием и вышел. Палач дал ему двадцать с лишним ударов плети. Во время битья Шамиль почувствовал выделение чего-то из раны на его груди. Он приложил свою руку — это была кровь, он показал кровь палачу и сказал: «Ты разорвал мою рану и на тебе ответственность». Палач испугался и сказал: «Я думал, что твоя рана уже зажила, иначе мы не били бы тебя».

Это был день пятницы, и Шамиль нашел всю общину в мечети. Он попросил у кадия разрешения сказать речь. Он говорил и доказал законность [59] прекращения отрицаемого [Кораном] поступка любым [человеком] без разрешения властителя. В заключение он сказал: «Истинно, то, что мы делаем — религия Аллаха всевышнего, она не умрет вместе со смертью ее основоположников. Ведь вот умер же лучший, чем Гази Мухаммед, — умер наш пророк и господин Мухаммед, да будет над ним молитва Аллаха всевышнего и мир, умерли правоверные халифы, а Аллах всевышний дает победу тому, кто защищает его религию. И, истинно, я, клянусь Аллахом, не оставлю этого дела, пока не умру. Кто хочет получить вознаграждение в будущей жизни — пусть помогает мне в этом, кто хочет войны — пусть приготовляется к ней».

К нему потянулись мюриды, их помыслы возвысились и как будто бы погас огонь пыла отступников.

Затем Шамиль вернулся к своей семье в Унцукуль и там провел пост рамадана. В ночь праздника разговенья он вернулся в свой дом.

Он отправился в «завию» для омовения до крика петухов, и вдруг «завия» оказалась наполненной отступниками. Они жгли в ней огонь, били в барабан, плясали и поносили мюридов даже площадными словами. Они говорили: «Завтра будет видно, как мюриды будут опозорены». Они разумели под этим то, что завтра они будут открыто пить и забавляться на инструментах на глазах у мюридов. Сперва Шамиль хотел вернуться, но затем сказал про себя: «Если я вернусь отсюда, то значит нет у меня веры», и он напал на них со следующими словами: «Будет известно, клянусь Аллахом, кто опозорит и кто будет опозорен», и он вытащил кинжал так, чтобы они это видели. Они испугались его и позорно разбежались врассыпную. Некоторые из них попадали в воду, некоторые свалились из-за давки в дверях. Их оставшийся барабан Шамиль продырявил кинжалом, разбил камнем, а затем бросил вслед за убегавшими, сказав: «Заберите эту вашу ослиную кожу». [60]

Один из этих отступников — он был предводитель русских, которые поставили его начальником над Гимрами — жил рядом с домом Шамиля в доме, ранее купленном павшим за веру Гази Мухаммедом для шейха Мухаммеда Эфенди. Наутро эти отступники пришли к этому мерзкому и собрались у него для того, чтобы возместить убытки за этот барабан, который был сделан кадием за девять сельских нарядов для возвещения о приближении зари в пост рамадана. К Шамилю пришли старики селения, говоря: «Поистине ты приводишь в движение межусобицы, а на подобных тебе лежит долг — гасить раздоры и делать то, в чем заключается общий интерес». Шамиль говорил с ними с крыши. Он повысил свой голос для того, чтобы слышали те, собравшиеся у этого мерзкого. Он сказал старикам: «Я застал их говорящими так-то и так-то, пусть же они делают то, что делают, а я, клянусь Аллахом, не отойду от устранения дурных поступков и буду сражаться за это устранение, хотя бы даже не было со мной никого. Аллах всевышний защитит меня. Кто хочет — пусть верует, кто хочет — пусть не верует». Он говорил грубые и суровые слова. Собравшиеся у этого мерзкого рассеялись униженные и опозоренные. Затем он говорил в мечети при собрании на праздничную молитву. В своей речи он сказал следующее: