Хроника лишних веков - [42]

Меж тем, дуэт сдвинулся вглубь комнаты. Скрипнуло по-дверному, и послышался вечно узнаваемый стеклянный звон. Интонации — угрожающая и повинная — взаимоугасли.

Вот какие миролюбивые реплики я услыхал:

— Ваше здоровье, — сказал медиум.

— Будь здоров, — торопливо буркнул пожилой.

Секунды полной тишины, за ними — довольное покряхтыванье пожилого.

— Закусить есть чем? — В голосе пожилого шипела радость.

— Печенье только…

Торопливый хруст.

— Чего у тебя сгорело-то? — Голос пожилого.

Мой медиум ответил совершенно непонятным словом… кажется, «монитор» или «манидор».

— Еще по одной? — спросил медиум.

— Ну давай… и все… — покомандовал пожилой. — Эту за победу.

— За какую? — явно не сообразил медиум.

— Как за какую?! — миролюбиво возмутился пожилой. — За нашу. Нынче наши ваших дерьмократов покоцают.

Это не ляп, не опечатка. Клянусь, так и было сказано: «дерьмократов».

— Ну, ваши красные тоже не те уже… Выдохнутся скоро, — тоже беззлобно пообещал медиум.

Я похолодел: что это, гражданская война на 70 лет затянулась?! И теперь, кому от скуки не лень, уже ставки делают?!

— А так… пожалуйста… За победу так за победу… — явно ради конспиративного смирения согласился медиум. — За правильную победу.

Снова тишина и кряхтенье.

— Будет пока… — подвел итог пожилой. — Ты тут еще долго?

— Сейчас разберусь с поломкой. И поеду, — пообещал медиум.

— Ты там поосторожней, не подставляйся, — предупредил пожилой. — Дури у всех много. И у моих, и у твоих.

Если это и гражданская война, то явно какая-то бутафорская, успокоил я себя.

Шаги двинулись мимо шкафа, голоса простились, негромко хлопнула входная дверь, свет в щели передо мной померк.

Прятки, однако, не кончились. Еще минут пять я томился в шкафу, недоуменно прислушиваясь к нервным перебежкам, чертыханью, стукам падающих предметов. Вертикальная щель передо мной вспыхнула снова. Я не вытерпел и чуть-чуть оттолкнул дверь. Свет был очень бел, ярок и неприятен.

— Опасность миновала? — тихо спросил я.

— Да, конечно! — панически зашептал потомок. — Выходите, выходите!

Он был взлохмачен, красен и весь в поту, глаза мутно сверкали. Он был одет в блеклую клетчатую сорочку, голубые и страшно выцветшие брюки и какие-то явно спортивного назначения тапочки.

— Извините, — затрепетал он, улыбаясь столь же панически. — Пришлось ему налить, а то началось бы… Ну и самому пришлось… Да и с вами тут с ума сойти можно. А вы не хотите?

Что-то не хотелось. Совсем. Я отказал.

— С дороги-то? — ошалело настаивал мой медиум.

Нужно было рассмеяться, показать себя живым человеком, а не призраком. Только мой смех как будто напугал его — улыбку скосило набок, ресницы снова затрепетали.

— Может, я чем-нибудь помочь могу? — Он все еще не догадывался о смыслах моего чудесного явления.

Я пожал голыми плечами.

— Может, кому-нибудь из ваших родственников можно позвонить?

— Вряд ли, — вздохнул я, за миг успев многое вспомнить и о многом погрустить. — Если и остались какие-нибудь очень дальние родственники или потомки, то уж я никак не выгляжу на все свои сто лет, чтобы смело показаться им на глаза.

— Действительно… вряд ли поверят, — согласился мой возможный правнук и вдруг, хлопнув себя ладонью по лбу, стал лихорадочно раздеваться.

Оставшись в одних узеньких белых… не знаю, как их пристойно назвать… он протянул мне разноцветный ком своей одежды:

— Нате! Примерьте скорей!

Я понял, что у него родился план, и решил не вносить лишней сумятицы.

Брюки обтянули меня вроде рейтуз, но я смолчал. Пока шла эта «примерка», мой медиум, повернувшись ко мне спиной, разглядывал стоявший на столе тот неправильный короб с матовым, слепым и немного выпуклым стеклом на передней стенке.

— Смотрите! — блеснув сумасшедшим взглядом, пригласил он меня.

Я шагнул ближе. Слепое окошко было поражено крохотным пробоем, окруженным мелкой паутиной расколов… Я вспомнил вагонное стекло со звездочкой пули.

— Глазам своим не верю! — прошептал волей раздевшийся потомок.

— Что это? — вежливо спросил я, спокойно своим глазам, чего бы они ни увидели.

— Да я сам не знаю! — дернул голыми плечами потомок. — Я писал программу… — и сдавленно вскрикнул: — Вы же из двадцатого года, ё-маё!

— Спокойно, — сказал я. — Это не так далеко, как может показаться…

— Как вам объяснить… — Рука у потомка сильно дрожала. — В общем, это такая счетная машина… но намного сложнее… Но я представить себе не могу! — И он опять взялся таскать себя за волосы.

— Я так понимаю, — решил я дать ему легкое слабительное для мозгов, — что я как бы пробил собой эту дырочку и залетел сюда, к вам.

Он замер.

— Вот именно… — сказал он, наконец признав немыслимое, и улыбнулся. — Как луч…

«Как верблюд в игольное ушко», — подумал я и сказал:

— Но вот, а вы волновались… Все не так уж страшно и немыслимо. Вы живы, и потолок на нас не рухнул.

— Да-да, — закивал он, — не рухнул… Вам подошло?

Жало всюду.

— Ничего, сойдет.

По телефонному аппарату он соединился с квартирой, имел восторженно-отчаянный разговор со своей супругой, пообещал ей «невероятный сюрприз», попрощался ненадолго, и, приходя в себя, алея щеками, представился:

— Виталий. Фамилия у меня смешная… Полубояр. Я — аспирант, занимаюсь тут… — и замялся, ища объяснения для дикаря.