Хроника царствования Николя I - [26]

Кто нашептал Правителю саму идею создания имперских комиссий? Кардинал де Геан? Шевалье де Гено? Кто бы это ни был, сам дьявол вещал его устами. Вкупе с именитыми персонами, которых надлежало задвинуть и держать на поводке, эти некрепко сбитые группки, состоящие на государевом жалованье, обессмысливали работу настоящих комиссий Палаты и министерств, сводя на нет их усилия, похищая проекты, замыслы и решения, чтобы устраивать вокруг них мелкую возню на дворцовой кухне. Однако же Наш Сверхчувствительный Вождь улавливал некие признаки недовольства, в его воинстве кое-где раздавалось сдавленное шушуканье: ворчунов сердило вмешательство в их дела былых врагов, грозившее уменьшить ту долю в поживе, что причиталась давним союзникам. Таким настроениям следовало положить конец. Во главе партии немыслим был иной председатель, кроме Его Величества, и, чтобы управлять этим правительством, изначально задуманным как марионеточное, не было иного премьер-министра, кроме него же. Мсье кардиналу пришлось осадить смутьянов: «Императору надобно послушание, притом безоговорочное!» Сии великие слова, подобно громовому раскату, буквально пригвоздили депутатов и министров к их седалищам. Все потупили головы, и многие потом еще долго не смели их поднять. Но оторопи этих подданных никто словно бы и не заметил: все скрыли клубы ладана, поднимавшиеся к ноздрям Нашего Огнебенгальского Молниеносца.

А вот за границами страны — ни клубящихся благовоний, ни гимнов во славу, ни коленопреклонений. Сплошные маловеры и охальники, завистливые инородцы, которым не посчастливилось обрести такого вождя, они разражались в своих листках фальшивым негодованием или сарказмами, а Его Величество, увы, не имел способов их прищучить. Ах, сколько там желчи и поношений! Ох, как ужасно читать все эти памфлеты! Сколько дерзости в известном лиссабонском щелкопере, которому никак невозможно заткнуть рот — он утверждает, что Его Величество возвел предательство в систему, поскольку десять лет назад сам предал короля Ширака, а этого последнего уже давно изображали с торчащим из спины стилетом. Это португальское ничтожество заходит слишком далеко, объясняя своей квохчущей публике, что во Франции-де ныне именно предательство называется «грядущим обновлением». Другой наглец, родом из Мюнхена, дерзнул предположить, будто Наш Венценосец заново провозглашал законы, существовавшие и раньше, но не бывшие в употреблении, а еще — что он манипулировал инстинктами своего народа, действуя нахрапом, а не по разумению. Его соплеменник из Франкфурта с пеной у рта вещал о том, что он именовал популизмом Нашего Монарха. А в Мадриде некий непристойный субъект написал, что Наш Нежнейший Лидер относится к эмигрантам как к скотине, продаваемой на ярмарке. Лондонская «Файнэншл таймс», которую кое-кто все еще считает серьезной газетой, утверждала, будто он неспособен продвигать министров, поскольку вечно умаляет их вес, так что никто в мире им уже не доверяет. И поток столь гнусных наветов изливался до самой встречи в Лозанне, после которой говорили еще, что якобы Наш Повелитель взвалил на себя все трудные вопросы, но ни единого не решил.

Конечно, было нетрудно опровергнуть все эти измышления, ни в грош не ставившие душевную широту и величие Нашего Отца Народа. Ложные выпады, недобросовестность, злобная зависть — лишь так надлежит истолковывать попытки заграницы очернить могучие свершения Нашего Избранного Властелина. Только совсем не зная его, можно утверждать, будто он размяк перед лицом повседневных трагедий, измучивших его подданных. По большей части мы видим, с какой твердостью он подавляет свои чувства, что приличествуют образцовому государю. Если (подобно святому Людовику, что выслушивал жалобщиков под деревом в Венсенском лесу) он среди прочих страждущих и принял несчастного отца, чей малолетний сын попал в развратные руки опасного негодяя, то у изголовья другого ребенка — маленького Ивана, над исцелением которого бились врачи амьенского госпиталя, — Наш Монарх не побывал, и сие не случайно. Ибо надо отделять праведных от грешных. Его Величество неуклонно отдавал дань этому принципу. Ведь утопавший в слезах отец имел все бумаги в образцовом порядке и показал их дворцовой страже, а юный Иван таковыми не располагал.

На участь подпольных эмигрантов, кем бы они ни были, Его Величество взирал без слез. К тому же эти последние, издавна привыкшие к рабству, моля о помощи и ничего не имея за душой, даже не понимали, что такое цивилизованное государство. Они прибегали ко лжи и делали это естественно, простодушно, разве что с легким смущением. Наш Жизнеустроительный Лидер предпринял настоящую охоту на них, посылал эскадроны своих воинов прямо к школьным порогам, выслеживая злоумышленников в их убежищах, где те тщились укрыться от глаз цивилизованных граждан, чья наблюдательность чревата доносом. Снова рассмотрев под этим углом зрения казус малолетнего Ивана, коего Его Величество проигнорировал намеренно, мы поймем, насколько безошибочно выглядит такая позиция, как возвеличивает, очищает и обеляет она Императора во мнении народном.