Хромой пес - [6]

А потом долго ковылял по берегу, то и дело останавливаясь, пытаясь смахнуть лапой прилипшие щекочущие перышки.

Оставшись один на один с голодом, пес быстро стал забывать все, чему его научили люди. На сейнере он жил по человеческим законам, исповедовал человеческую философию о дружбе. Но оставшись один, среди таких же одиноких кошек и собак, с которыми Геленджик успел хорошо познакомиться на городских пустырях и помойках, он стал исповедовать ту философию, которую ему подсказал его звериный инстинкт.

Собаки, хозяева городских помоек, прогнали чужака обратно в порт. Геленджик не мог с ними драться, потому что чувствовал себя неуверенно на трех лапах. Четвертая лапа уже почти зажила, но пес боялся на нее наступать. А может, больная лапа – это была только отговорка, и он просто трусил? Поджав хвост, Геленджик с позором отступил и грустно заковылял по пыльной дороге в порт. В этот день, пересилив отвращение, он съел первую сырую рыбешку. Она показалась не такой уж противной, как раньше. Геленджик стал есть каждый день рыбу. Теперь он был почти всегда сыт и, казалось, мог наслаждаться свободной жизнью.

Но Геленджик тосковал. Его бессознательно тянуло к людям. Как-то пес дремал под перевернутой лодкой на остывающем песке. Вдруг он проснулся, оттого что услышал песню. Геленджик сразу вспомнил, что ему надо от людей. Ему надо было, чтобы они с ним разговаривали. Пес выполз из-под лодки и по остывшему песку медленно побрел на голоса. Была уже ночь. Где-то далеко-далеко горел костер, пахло дымом, слышалась песня, тягучая и грустная. Костер горел ярко, и люди вокруг него сидели, раскачиваясь в медленном песенном ритме. Подкравшись совсем близко, пес лег и неслышно пополз к людям. Ему хотелось, чтобы они повернулись и сказали ему что-нибудь. Борщ всегда с ним разговаривал. Потрепав собаку за уши, он рассказывал о своей девушке, которая ждет его на берегу, о том, какие красивые он ей слова скажет, когда вернется. С Геленджиком на сейнере все любили разговаривать: он был незаменимым собеседником, потому что умел слушать.

Пес стосковался по разговору. Он лежал на песке совсем близко от людей и слушал, как они поют песню. Ветер отнес в сторону дым, и Геленджик неожиданно услышал совсем рядом запах хлеба. Он судорожно глотнул и дернулся в ту сторону. Хлеб лежал немножко в стороне от костра. Зубы Геленджика легко проткнули тряпицу и вошли в мякоть. В следующую минуту, не скрываясь, во весь рост пес мчался от костра большими волчьими прыжками. Люди что-то кричали, но их крики удалялись все дальше и дальше. Геленджик остановился только тогда, когда почувствовал себя в полной безопасности. Он пришел к людям, чтобы услышать, как они разговаривают, и украл у них хлеб. Как это произошло, пес не понимал. Это было свыше его понимания. Последняя ниточка, связывавшая его с людьми, оборвалась. Он обидел людей, поступил с ними не по-дружески, и они ему этого не простят. Отныне он должен прятаться от людей.

Но это были последние угрызения совести. И они не долго мучали собаку. Разорвав тряпку, Геленджик насытился человеческой пищей и почувствовал себя счастливым.

6. Птицы улетают в Африку. Профессиональный вор. Пузатый корабль с домиком

Небо с каждым днем становилось все выше и прохладнее. По утрам длинноногие аисты в своих гнездах-корзинках, задрав головы кверху, все тревожней стучали клювами. Они готовились лететь в Африку. Вместе с холодными северными ветрами прилетели первые стаи диких уток и перепелов. Перелетев через море, они, обессиленные, опускались на берег и впадали в сонное состояние. Даже увидев кошку, они не могли быстро взмахнуть крыльями и взлететь. Кошки душили их, как цыплят.

Геленджик не отставал от кошек. Он, словно обезумевший, носился по берегу, сшибая лапами и хватая зубами диких уток и маленькие серенькие комочки перепелов. Лапа наконец у него зажила совсем. Но кости срослись неправильно, и он хромал. Портовые рыбаки и портовые грузчики прозвали его Хромым псом. Украв сверток с хлебом у рыбаков, Геленджик быстро становился профессиональным вором. Он научился скрываться от людей. Часами выслеживал рыбаков и, когда они отлучались из своей хижины, чтобы отнести весла к морю, прокрадывался в хижину. Найдя по запаху то, что ему нужно, хватал и скрывался. Его стали бояться и пробовали убить, но хромой пес научился увертываться от тяжелых камней.

В середине зимы выпал первый снег и на другой день растаял. В конце зимы он выпал еще раз и еще быстрее растаял. Зимы настоящей здесь не было. Природа выделяла немного снега и для этого теплого края, чтобы напомнить людям, что лето сменилось осенью, а осень – зимой, что скоро снова будет весна. Это был календарь природы.

У Геленджика имелся свой календарь. Когда он впервые лег спать на голодный желудок, он понял, что пришла зима. Рыбаки не выходили в море, и красть у них стало труднее. А как только фелюги первый раз вышли в море и тощие кошки, с которых шерсть летела клочьями, получили по первой рыбешке в честь благополучного возвращения, как только Геленджик после нескольких месяцев голодной жизни первый раз досыта наелся, он понял, что пришла весна. Пес жил теперь только по тому календарю, который диктовал ему желудок. И зима ему не нравилась не потому, что зимой было холоднее, чем летом, а потому, что зимой было голодно.