Помимо Крутиковой и Меницкого в экспертную комиссию входил вечно добродушный и вечно равнодушный к своей работе профессор Шпилько. Никто не мог понять, каким образом этот здоровяк лет двадцать тому назад получил кафедру, за какие такие заслуги перед отечественной архитектурой? Но факт оставался фактом: Шпилько имел профессорский статус, давным-давно защитил докторскую и почитался фигурой непотопляемой, словно пенопласт.
То, что в окружении двух профессоров ключевой фигурой в экспертной комиссии была доцент Крутикова, объяснялось одним банальным обстоятельством: незаурядной привлекательностью означенной сорокалетней мадам. Ясно, что Меницкий при любом раскладе будет бороться за «водяной дом» своего протеже, но вот Шпилько, скорее всего, займет позицию Крутиковой. А Крутикава была известна своим активным неприятием всего революционного. И Шпилько поддержит ее не из любви к классической, ортодоксальной архитектуре, а по причине своих симпатий к очаровательной доцентше.
«Ну почему маньяк не зарезал Крутикову, а? – пронеслось в голове Сергея, когда он взирал на свою оппонентшу, облаченную в строгий деловой костюм, на редкость шедший к ее точеной фигурке. – Возраст у нее вполне для маньяка подходящий – сороковник, к тому же – курит…»
Дизайнер-технолог припомнил, что все женщины, ставшие жертвой серийного убийцы, равно как и единственный зарезанный мужчина – детский тренер, были курящими. Об этом сообщали по местному телевидению как о единственном обстоятельстве, объединяющем всех погибших от рук злодея.
На столе посреди демонстрационного зала стоял рабочий макет водяного дома, сконструированный Сергеем. Ширина его была порядка семидесяти сантиметров, рост – около метра.
Ломаная черепичная крыша поддерживалась прозрачными бесцветными стойками. А стены являли собой сплошной, ровный, как стекло, поток воды. Она стекала в резервуар, находящийся в подвале домика и снова закачивалась в емкость на чердаке. Внутри макета была видна миниатюрная мебель и прочая домашняя обстановка.
– Стены делаются ровными под воздействием электромагнитного поля, – вещал Сергей, и тон его был такой, словно он творил заклинание. – Мы можем изменить конфигурацию дома и количество комнат по своему желанию.
Сергей нажал на кнопку пульта, и макет преобразился: водяные стены плавно задвигались, и вот уже перед членами комиссии возвышался совсем другой коттедж.
– Каково, а? – не удержался от восклицания Меницкий.
– Фантастика, – отозвался Шпилько, скосив глаза по направлению выреза на груди госпожи Крутиковой.
– Войти и выйти из дома можно в любом месте, – продолжал Сергей, при помощи пульта раздвигая водяные стены то здесь, то там.
– Это что же получается, – скептически отозвалась Крутикова, – дом совсем прозрачный?
Снаружи все видно?
– Это уж как вам угодно, – слегка поклонился дизайнер-технолог. – Эксгибиционисты могут разгуливать неглиже за прозрачными стенами, а любители классического интима, то бишь ханжи, будут недоступны для постороннего взгляда.
Крутикова пронзительно посмотрела на новоиспеченного гения архитектуры. Ох, не надо бы Сергею брать такой тон с любвеобильной доцентшей, ведь примет на свой адрес, чиновная бестия… Но тут уж, как говорится, либо пан, либо пропал. Одним словом, приходится идти вабанк.
Рядом со своим детищем дизайнер-технолог чувствовал себя на редкость уверенно и готов был дерзить по любому поводу.
Сергей снова нажал на пульт, и стены домика-макета сделались молочно-белыми, словно из мрамора.
– Для того, чтобы стены стали непрозрачными, поток воды насыщается пузырьками воздуха, – пояснил юный архитектурный гений.
Геннадий ловил на себе лукавые, а то и откровенно призывные взгляды совсем юных девушек, и не радовала его эта популярность среди тронутых пороком нежных созданий, отнюдь не делала счастливей. Он прекрасно понимал, что не его персона как таковая возбуждает греховные помыслы у молоденьких искательниц приключений. Вовсе нет. Все дело в монашеском облачении – подряснике и камилавке, да еще в серебряном наперсном кресте. Наверное, все эти девицы, завидев его, шагающего со спортивной сумкой на плече сквозь толпу прохожих, думают примерно так: «Ишь ты, монах! И какой молодой… Им ведь секс запрещен. Интересно, а хочется ему или нет? И вообще, может ли он? Вот бы проверить!»
Будь он в обычном, мирском одеянии, ему, парню с весьма заурядной внешностью и довольно-таки пустым карманом, пришлось бы изрядно потрудиться, чтоб затащить в койку вон ту, к примеру, красотку. Целый день, а то и два надо было бы без отдыха нести всякую ахинею, выслушивать идиотский смех по поводу и без, вести провинциальную секс-бомбу как минимум в кафе-мороженое… Угощать сухим вином (хотя они, кажется, нынче предпочитают джинтоник).
А в подряснике, да еще с ярким крестом на груди – только мигни, да и отбегай в сторону, чтоб не затоптали. И что за тяга у женщин всех возрастов к запретным, погибельным связям?..
Когда Геннадий готовился принять монашество, то его отправили проходить искус в Нило-Столобенский монастырь, что на Селигере-озере. Пилил-колол дрова, топил баню да еще и пел на клиросе – и так целый год вплоть до пострижения и рукоположения в иеромонахи.
