Хромой Орфей - [214]
Ящики с учетными карточками на выданный инструмент и инвентарь Леош расставил возле раскрытых окон - недостача сверл достигла фантастической цифры - пятнадцати тысяч!
- Не иначе какой-то немец-фанатик решился на самоубийство,- сказал Богоушек, теребя свой бобрик. - Я слышал, что так делают японцы. Такая у них религия.
- Глядите, какого задал ходу! Видно, на Ржичаны, - сказал Бацилла, тыча пальцем в воздух. Он не знал ни одного пункта к востоку, кроме Ржичан, куда ездил с родителями на каникулы к бабушке.- Уже смылся!
Секунды, минуты, свет и тень, синеватый сумрак встречается с лучами солнца, словно ты выключаешь и включаешь гигантский рефлектор, монотонно гудит мотор - все это вызывает головокружение, восторг, - города, деревушки, по двухколейной дороге бежит игрушечный поезд, с высоты восьмисот метров мир выглядит комнаткой, заботливо прибранной к приходу гостей, земля совсем плоская, белая, с темными пятнами лесов, и тени облаков лениво ползут по застывшим полям на восток.
Все это в общем совпадало с его представлениями, но кое-что оказалось неожиданным: например, эта странная тряска, словно самолет колотится дном обо что-то твердое. Вздор! Неожиданные провалы приятно возбуждали - незримая сила бросала самолет к земле и тотчас же подбрасывала вверх. Короткий дождь хлестнул по плексигласовой крыше, сразу стемнело, но через минуту они снова купались в солнечном свете. Их трое - он, Коцек и машина. Они могли разговаривать через наушники, но пока молчали. Коцек был занят по горло заглядывал в карту, лежавшую у него на коленях, но не проявлял ни малейших признаков беспокойства. Наконец он обернулся и прищурился. Войта ухмыльнулся ему в ответ. «Ну вот и готово дело».
- Вон они! - ахнул Бацилла, указывая на просвет в облаках.- Их там туча, братцы, кому-то сейчас станет жарко!
Павел выглянул из туннеля. Каждый день он видит это, и все-таки страшно знакомое чувство, привезенное из рейха, там оно въелось в него.
- Boys! - восклицал Леош, простирая руки к небу. - Не заставляйте же себя просить, черти американские! Окна у нас раскрыты настежь, долбаните же, голубчики!
- Не хнычь, сопля, - пренебрежительно одернул его Густик. - Скажись больным, и дело в шляпе. Я тоже так поступлю, у меня это вот где сидит!
- Это же плевое дело, - серьезно подтвердил кто-то. - Тебя освободит любой доктор, даже немецкий. Коротышек, говорят, освобождают от тоталки. На военную службу их тоже не берут.
- А ты знаешь, кто такой был Пипин Короткий?
- Ха-ха! - рассмеялся Густик, но тотчас умолк. - А ты слышал, Эвжен прикинулся психом и тянет это дело уже второй месяц, нашел где-то замечательного доктора. Ребята, что такое гомопат... или гомео... что-то в этом роде?
- Наверное, гомосексуалист, - тоном знатока заметил Леош. - Держи с ним ухо востро, Пипин. Кто его знает.
- Зря клепаешь, - возразил Густик. - Он не написал бы это сам на дверях, там у него такая табличка. И потом он семейный.
Богоуш внес в спор необходимую ясность.
Коцек показал пальцем вниз.
- Осенью я тут судил матч. Как ты себя чувствуешь?
- Здорово. Только немного з-з-замерз.
- Не нравится мне, что мы на виду. Смоюсь-ка лучше за облака.
Грязно-серая стена устремилась на них, самолет зарылся в плотные облака, сразу потемнело, порыв ветра бросил машину кверху, другой прижал ее к земле, самолет швыряло, как перышко, на мгновение мелькнуло голубое небо, и все повторилось снова... Спокойно, спокойно! Коцек знает, что делает, назад возврата нет, спокойно, пока у нас достаточная скорость и высота...
- Вон там летят другие! - возбужденно заорал Бацилла и показал на просвет в облаках. - Видел я однажды гала-представление в цирке...
Все новые и новые волны бомбардировщиков проплывали над их головами и исчезали, зарываясь в лохматые снежные облака. Ребятам казалось, что они стоят под перевернутым котлом для стирки белья. С опозданием забили зенитки «боженьке в окошко».
- И чего они зря гвоздят, ослы? - проворчал кто-то в туннеле. - Словно в носу ковыряют. Черт возьми, ну и холод тянет здесь...
Когда же полетят бомбы? Павел прижался к каменной стенке. Вероятно, они задумали что-то особенное, хотят, видно, отбомбить сразу с десятикратной силой. После отбоя, если позволит обстановка, он смоется с завода и поедет к Бореку. Похоже, что все пойдет на лад, беда только, что Борек - первый ученик по химии в их классе - совершенно бездарен как механик. В саду пригородного домика, несмотря на протесты родителей, он оборудовал в старой беседке неплохую лабораторию и занимается там своими фокус-покусами. Уже два месяца, как обещает сделать бомбу, но она все еще не готова. Наверно, Борек боится. «Не беспокойся, - говорит он всякий раз Павлу, выкатывая на него слезящиеся глаза за толстыми стеклами очков, - взрывчатка выходит отличная, хоть и негде ее испытать, в общем за химическую часть я ручаюсь, а вот с механизмом дело не ладится. Был бы тут Карел, помнишь его?»
В последний раз Павел встретил у него несколько однокашников, бывших соучеников по восьмому классу, которые вернулись из рейха: двое удрали сами, остальных отпустили - союзники разбомбили города и предприятия. Приехали, как говорится, с голой задницей. Уже из самого беглого разговора Павел понял, что на них рассчитывать не приходится. Ребята вспоминали чудаковатых учителей, девчонок из их школы, говорили о том, кто где побывал за эти два года, отпускали циничные шуточки. Их худые, с виду веселые лица скрывали что-то, чего Павел не мог выразить словами, но понимал, потому что сам все изведал какая-то смесь опасений и страха, грубости, беспредметных упреков, преждевременной усталости и тупого безразличия. «Наплевать на все!» - как высказался за всех Пепек Баца, бывший первый ученик по прозвищу «Зраза». Пережить и не оглядываться на прошлое!
Действие разворачивается в Праге времен протектората. Фашистская оккупация. Он — Павел — чех, выпускник школы. Она — Эстер — его ровесница, еврейка. Они любят друг друга, но не могут быть вместе. Всё по Шекспиру…Он прячет ее в комнатенке рядом с мастерской его отца. Он — единственное, что у нее осталось. Страх, тьма. Одна темнота — ни капли света. Свет тлько в них, и свет только после смерти.Она знает, что из-за нее могут погибнуть и Павел и его родители, и его соседи, и его товарищи… Она терпит и преодолевает страх только ради него.
В том избранных произведений чешского писателя Яна Отченашека (1924–1978) включен роман о революционных событиях в Чехословакии в феврале 1948 года «Гражданин Брих» и повесть «Ромео, Джульетта и тьма», где повествуется о трагической любви, родившейся и возмужавшей в мрачную пору фашистской оккупации.
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.