Хромой бес - [5]
— Как! — воскликнул дон Клеофас. — Вы тот прославленный Асмодей, о котором есть знаменитые указания у Агриппы>{11} и в «Ключах Соломона»>{12}? Однако вы мне рассказали не про все ваши проказы. Вы забыли самое интересное. Я знаю, что вы иногда развлекаетесь тем, что содействуете несчастным любовникам. Доказательством служит то, что в прошлом году один мой приятель, бакалавр, добился при вашей помощи благосклонности жены некоего доктора из университета города Алькала.
— Правда, — отвечал дух, — но это я приберегал вам напоследок. Я бес сладострастия, или, выражаясь более почтительно, я бог Купидон. Это нежное имя мне дали господа поэты: они рисуют меня в очень привлекательном виде. Они утверждают, что у меня золотые крылышки, повязка на глазах, в руках лук, за плечами колчан со стрелами и что при этом я восхитительно хорош собой. Вы сейчас увидите, сколько тут правды, если выпустите меня на свободу.
— Сеньор Асмодей, — возразил Леандро-Перес, — как вам известно, я давно и безраздельно вам предан, это подтверждает хотя бы та опасность, которой я только что избежал. Я очень рад случаю быть вам полезным, но сосуд, в котором вы заключены, наверное, заколдован. И напрасны будут мои попытки откупорить или разбить его. Вообще не знаю, каким образом мог бы я освободить вас из заключения. Я не очень-то опытен в подобных делах; и, между нами говоря, если такой ловкий бес, как вы, не может сам выпутаться из беды, то под силу это жалкому смертному?
— Людям это доступно, — отвечал бес. — Сосуд, в котором я заключен, — простая стеклянная бутылка; ее легко разбить. Вам стоит только взять ее и бросить на пол, и я тотчас же предстану пред вами в человеческом образе.
— В таком случае это легче, чем я думал, — сказал студент. — Укажите же мне, в каком сосуде вы находитесь. Тут великое множество одинаковых склянок, и я не могу распознать, которая из них ваша.
— Четвертая от окна, — ответил дух. — И хотя на пробке имеется магическая печать, бутылка все-таки разобьется.
— Хорошо, — сказал дон Клеофас. — Я готов исполнить ваше желание, но меня останавливает еще одно маленькое затруднение: боюсь, что если я окажу вам такую услугу, мне придется за это поплатиться.
— Ничего с вами не будет, — отвечал бес, — напротив, я вас так отблагодарю, что вы не раскаетесь в своем поступке. Я научу вас всему, чему вы только захотите: вы познаете все, что делается на свете: я открою вам человеческие слабости, я стану вашим бесом-хранителем, а так как я образованнее, чем Сократ, то берусь сделать вас умнее этого великого философа. Словом, я отдаю себя в ваше распоряжение со всеми моими достоинствами и недостатками: и те и другие будут вам одинаково полезны.
— Заманчивые обещания! — воскликнул студент. — Но вашего брата, господ бесов, обвиняют в том, что вы не так-то уж свято исполняете свои посулы.
— Это обвинение не лишено оснований, — сказал Асмодей. — Большинство моих собратьев действительно не очень-то совестится вас обманывать. Что же касается меня, то, не говоря уже о том, что я не знаю, как только отплатить за услугу, которой я от вас жду, я — раб своей клятвы и клянусь вам всем, что делает ее нерушимой, что не обману вас. Положитесь на мое заверение, а чтобы доставить вам удовольствие, я берусь этой же ночью отомстить за вас донье Томасе, коварной даме, которая спрятала у себя четырех злодеев, чтобы поймать вас и заставить на ней жениться.
Молодой Самбульо был особенно восхищен этим последним обещанием. Чтобы ускорить его исполнение, он поспешил взять сосуд, где помещался дух, и, не заботясь о том, что может из этого произойти, с размаху бросил его на пол. Склянка разлетелась на тысячу осколков и залила пол черноватой жидкостью, которая, постепенно улетучиваясь, превратилась в облачко. Затем и облачко это рассеялось, и перед удивленным студентом предстало человеческое существо в плаще, около двух с половиной футов ростом, опирающееся на костыли. У хромого уродца были козлиные ноги, длинное лицо и острый подбородок. Цвет его лица был изжелта-черный, нос сильно приплюснут, глаза, казавшиеся крошечными, походили на два горящих уголька; непомерно большой рот со страшно отвислыми губами обрамляли длинные рыжие усы, закрученные кверху.
Голова этого прелестного Купидона была повязана красным крепом в виде тюрбана с пучком петушиных и павлиньих перьев. Шею его охватывал широкий воротник из желтого полотна, разрисованный разными бусами и сережками. Он был в короткой белой атласной одежде, опоясанной широкой лентой из нового пергамента, испещренного волшебными письменами. На его платье были изображены различные предметы дамского обихода; красивые ожерелья, шарфы, пестрые фартуки, модные прически, одна замысловатее другой.
Но все это было ничто по сравнению с белым атласным плащом, покрытым бесчисленным множеством фигурок, нарисованных китайской тушью таким широким мазком и так выразительно, что не оставалось сомнения в том, что дело здесь не обошлось без нечистого. Где изображена была испанка, закутанная в мантилью, заигрывающая с фланирующим иностранцем; где француженка, изучающая перед зеркалом всевозможные ужимки, чтобы испробовать их действие на молодом аббате, нарумяненном и с мушками на щеках, который появляется на пороге ее будуара. Здесь — итальянские кавалеры поют и играют на гитарах под балконами своих возлюбленных, а там — немцы, в расстегнутых камзолах, растрепанные, осыпанные табаком и еще более пьяные, чем французские щеголи, окружают стол, заваленный остатками кутежа. Один из рисунков изображал выходящего из бани мусульманина, окруженного всеми своими женами, наперебой старающимися услужить ему; на другом — английский джентльмен учтиво предлагал своей даме трубку и пиво.
