Христос с тысячью лиц - [3]
Как мы уже сказали, ересей в христианстве было очень много. Можно было сказать, что весь период II–IV вв. отцы церкви провели в непрестанной борьбе с ересями, точно так же, как сталинское НКВД беспрестанно боролось с врагами народа. И точно так же, как в случае с врагами народа, – чем больше церковь с ними боролась, тем больше их становилось.
Ириней Лионский в 180-х гг. насчитал еретиков: Валентина, Птолемея, Коловраса, некоего Марка, от которого пошли маркосиане, Симона Волхва, Менандра, Сатурнина, Василида, Керинфа, Николая, Эбиона, Кердона, Маркиона и Татиана, а также офитов, каинитов и варвеолитов, – итого 17 позиций.
Ипполит Римский спустя полвека насчитал их уже несколько десятков, включая, впрочем, еретиков Аристотеля и Платона. А старательный Епифаний из Саламиса, создавший в V в. н. э. фундаментальный труд под названием «Панарион», то есть «аптечка от ересей», насчитал их уже 80.
Дело выявления ересей осложнялось тем, что сама церковь – тоненький мост спасения, пролегавшый над зыбучими безднами ересей, – вынуждена была, мягко говоря, маневрировать.
К примеру, один из основоположников церковной ортодоксии, предшественник Иринея Юстин Мученик был страшно недоволен еретиком Маркионом, который думал, что души являются бессмертными и тотчас после смерти берутся на небо. Юстин даже отказывался считать тех, кто так думает, христианами.
«Если вы встретитесь с такими людьми, которые… не признают воскресения мертвых и думают, что души их тотчас по смерти берутся на небо, то не считайте их христианами», – предупреждал Юстин{5}. Как и Ириней, Юстин считал, что Царство Божие будет иметь вполне плотский характер и что мученики будут царствовать «в том же создании, в котором они получили плоды страдания своего и были умерщвлены»{6}.
Однако вместо еретиков иногда приходилось возражать римским префектам, в которых такое описание Царства Божия порождало вполне понятные опасения. И тогда тот же самый Юстин Мученик, который только что отказывался считать христианами тех, кто не верит в физическое воскресение мертвых, вдруг выступал перед императором со вполне гностических позиций. «Когда вы слышите, что мы ожидаем царства, то напрасно полагаете, что мы говорим о каком-либо царстве человеческом», – заверял он{7}.
Хуже того, вовсе не все гностики утверждали, что Царство Божие непременно не от мира сего! К примеру, богохульник Керинт, который жил в конце I в. н.э, как раз утверждал, что Царство Божие именно-таки от мира сего. Физический мир, полагал он, будет преображен Вторым Пришествием Христа.
Короче говоря, Керинт верил точь-в-точь в то, что было написано в Евангелии от Иоанна в конце I в. н. э. (каковое Евангелие, по мнению римского пресвитера Гая, Керинт и написал). И все-таки при этом Керинт был гностик и ужасный еретик, а Евангелие от Иоанна было частью св. Писания.
Прибавьте к этому тот факт, что доктрина самой церкви непрерывно менялась, и то, что было самой что ни на есть ортодоксией во II в. н. э. – вроде отрицания Юстином Мучеником бессмертия души, – к V могло оказаться совершеннейшей ересью. Верующим, чтобы не попасть в ад, приходилось колебаться с линией партии, а все новым и новым поколениям переписчиков – постоянно редактировать Евангелия, как у Оруэлла в «1984» редактировали задним числом газеты.
Словом, ересь подстерегала верующего везде и всегда, и даже автор, с покоем преданный земле как отец церкви и мученик, мог быть с улюлюканьем предан позору в следующем поколении как злейший еретик. Можно только себе представить, как тяжело это сказывалось на его посмертном существовании: ведь после каждого очередного церковного собора этих бедных людей выгоняли с неба, где они блаженствовали в венцах на престолах, в ад, где и поджаривали их на сковородках.
Нетрудно из всего вышесказанного заметить, что точно определить, что именно есть «гностицизм», очень сложно. Поэтому мы будем коварно использовать это слово в двояком смысле. Во-первых, мы уверенно будет считать «гностическими» все те поздние тексты, которые за «лжеименный гнозис» преследовала сама церковь. В этом смысле мы полностью доверяемся бдительным отцам церкви, безошибочно изобличавшим крамолу в самых потайных местах. Если текст сжигали или запрещали как гностический – значит, мы и будем считать его таковым.
Во-вторых, мы будем говорить о протогностицизме или «гностических элементах» в тех текстах, написание которых предшествует размежеванию между «ортодоксами» и «гностиками», а иногда даже предшествует самой проповеди Иисуса Христа.
Все те, кого Ириней заклеймил как представителей лжеименного гнозиса, действительно жили довольно поздно. Бесстыдный богохульник Маркион, происходивший из Понта, претендовал на пост папы римского в 130-х гг. н. э. Примерно тогда же претендовал на этот же пост презренный ересеучитель Валентин, явившийся в Рим из Александрии. Собственно, проиграв в административной борьбе, они и превратились в еретиков, подобно тому, как превратились в уклонистов Троцкий и Бухарин, проигравшие Сталину.
Наша проблема заключается в том, что и их обличители, выигравшие все в той же административной борьбе, жили не раньше!
Эйрик ван Эрлик родился в Раю. Он родился на планете, на которой мирно уживались друг с другом две расы, и так как разум другой расы был не похож на разум людей, в нем не было деления на твое и мое и не было деления на общество и государство.Но наследник Империи Людей затеял маленькую победоносную войну, чтобы освободить поселенцев Харита от власти тех, кого официальная пропаганда объявила чудовищами. И вот – через пятнадцать лет после конца войны – изгой получил возможность отомстить наследнику.
У хозяина Ахтарского металлургического комбината Вячеслава Извольского есть в жизни все. Свой завод. Свой губернатор. Свои менты. Свои прокуроры. Своя компания сотовой связи, чтобы никто не прослушивал его разговоров, и свой ОМОН, который может прилететь в Москву и выяснить отношения с теми, кто перешел дорогу Извольскому.Вот только в один прекрасный момент Вячеслав Извольский обнаруживает, что за ним охотится другой человек, у которого тоже есть свои губернаторы, свои менты, свои киллеры и даже – свой Кремль.
Генеральный директор Ахтарского металлургического комбината Вячеслав Извольский жесток, талантлив и беспринципен. Он стал собственником комбината, выкинув из директорского кресла обласкавшего его предшественника. Он завел свою компанию сотовой связи, чтобы никто не прослушивал его разговоры, он купил губернатора области и милицию города, и когда он, пьяный, едет по улицам своего княжества, местные гаишники останавливают все прочее движение. Но шахтерская забастовка и те, кто за ней стоит, поставили его комбинат на грань краха, его город — на порог экологической катастрофы, его рабочих — перед перспективой голода.Где та грань, перед которой остановится Стальной Король в стремлении защищать себя и своих подданных? И имеет ли он право остановиться?
Они выстроили на подмосковных дорогах красные кирпичные дома, архитектурой напоминавшие средневековые замки. Они устроили в бетонных гаражах ямы для раздевания автомобилей и места для пыток и вместо колоколов поставили на верхушки башен гнезда для пулеметов. Ничто не могло сравниться с их смелостью, разве что кроме их жадности и иногда невежества; сначала они извлекали деньги из собственной жестокости, а потом — из анархии, в которой утонула страна. Они имели власть грабить самим и запрещать грабить всем прочим, и вскоре Сазан с полным правом получил свой феодальный лен в отдельном московском районе.
Здесь нет государства – есть личные отношения. Здесь нет бизнеса – есть война. Здесь друзьям полагается все, а врагам – закон. Здесь решения судов обращаются на рынке, как ценные бумаги, а споры олигархов ведут к промышленным катастрофам. Здесь – Россия. Здесь – Промзона.Продолжение романа «Охота на изюбря» – на этот раз о войне между двумя промышленными группами.
Что случится с нефтезаводом, если во время конфликта акционеров туда вместо новых акционеров зайдут террористы?Что случится со страной, где нет правил? Где чиновники продают всех, кто их купил? Где владелец завода убирает партнера с помощью чеченцев, а чеченцев – с помощью ФСБ. Где те, кто должны предотвращать теракты, провоцируют их в надежде на новые звездочки. Со страной, которая стоит на краю катастрофы более страшной, чем самый жестокий теракт.
Монография посвящена истории высших учебных заведений Русской Православной Церкви – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий – в один из важных и сложных периодов их развития, во второй половине XIX в. В работе исследованы организационное устройство духовных академий, их отношения с высшей и епархиальной церковной властью; состав, положение и деятельность профессорско-преподавательских и студенческих корпораций; основные направления деятельности духовных академий. Особое внимание уделено анализу учебной и научной деятельности академий, проблем, возникающих в этой деятельности, и попыток их решения.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.