Христос приземлился в Гродно (Евангелие от Иуды) - [160]

– Эй, лже-Христос! – крикнул он. – Попей!

И бросил с гульбища баклагу. Стражник ловко поймал её в воздухе. Увидел глаза Босяцкого и с пониманием дела опустил веки.

– На, – протянул, не выпуская из руки.

Юрась облизнул губы. И тогда стражник плеснул из баклаги ему в лицо. Братчик зажмурил глаза. С волос, с лица текло, мешаясь с грязью и кровью, красное вино. Губы Христа задрожали.

Бекеш глядел на это и стискивал кулаки.

– Паршивые свиньи, – шептал он. – Бархатные коты. Кажаны. Какая мерзость!

А вокруг нарастал и нарастал хохот. Шутка понравилась лучшим людям. Толпа смеялась. И только дитя на руках какой-то женщины надрывалось в неслышном среди смеха плаче.

Корнила смотрел на ребёнка. Несмотря ни на что, он любил детей, ибо они были совсем слабыми, и не мог выносить, когда они плачут. Кроме того, он много пережил за последнее время. И вот он стоял и смотрел, и даже постороннему глазу было видно, как что-то ворочается за этим низким лбом.

Он не сказал ни единого слова. Просто взял стражника своей страшной ручищей за шею, чуть сжал и, безо всякого выражения на лице, стукнул лбом о бревенчатый костёр. Этого оказалось достаточно: стражник лежал неподвижно. Корнила махнул рукой и пошёл к гульбищу.

Странно, эта обида и этот хохот возвратили Христу силы. Минута слабости длилась недолго. Когда перестали дрожать губы, он открыл глаза.

– Босяцкий! Лотр! Комар! – Голос звучал хрипло и шершаво, но вдруг прорезался, затрубил, загремел. – Вы – антихристы! Вы – гниль! Я умру! Я вызываю вас на суд Божий! Месяца не пройдёт, как мы встретимся! Месяца! Месяца! И тогда будете пить свою чашу вы!

Угроза была страшной. Хохот отсекло. И во внезапно упавшей тишине послышался мелодичный короткий звук, словно кто-то тронул струну.

– Пей, – шепнул Фома. – Пей первым. До этой шутки я хотел – не тебя…

Гульбище было устроено по тому же принципу, что и константинопольская кафизма; пол от глухой балюстрады понижался: отступишь шаг – и исчез. И потому никто не заметил, как и когда исчез, как отступил, как упал на спину монах-капеллан костела доминиканцев, друг Лойолы и его единомышленник Флориан Босяцкий.

Иезуит по сути и помыслам, он так и не дожил до того дня, когда Папа признал уродливое творение его друга, не стал членом ордена, не увидел его могущества.

Стрела торчала у него в горле.

И он лежал и сучил ногами, и всё глотал, и глотал, и глотал что-то. Пил. Потом серые, плоские, чуть в зелень, глаза его остановились на чём-то одном. На чём – не знал никто.

И никто не бросился ему на помощь. Лотр и Комар поспешно натянули из-под мантий на шею воротники кольчуг, дали знак унести убитого.

– Кончайте, – хрипло сказал Лотр. – Скорее.

Христа повели на вершину Воздыхальни, где под натужные крики уже вздымался – его толкали латами, – рос в небе большой сосновый крест. Пошатался и встал. Лихорадочно замелькали лопаты. Подошёл вялый и словно изнеженный, широкий в плечах, руках и бёдрах, палач.

Корнила стоял за спинами у Лотра и Комара, упорно глядел на их затылки и непривычно, туго – аж скрипели мозги – думал: «Ишь как смотрит… Крест… Страшно это, очень… А он смотрит, словно это другого… Неправедно… И Павел, видать, не потому святой, что всю жизнь сыновей веры в тюрьмы волок… Наверное, бросил потом… Вот Божий суд одного и взял… А этих… этих я завтра убью… Или послезавтра… Или через четыре дня… Но не позже, чем через месяц… Божий так Божий, суд так суд… Там разберутся».

Кирик Вестун вернулся к своим, пряча в карман кресало и сушёную губу[148]. Люди его стояли и считали удары собственных сердец.

Кто раньше подаст знак – кузнец или Лотр? Успеют или нет?

Знак подал кардинал. Но ответом на этот знак была какая-то странная растерянность среди подручных палача. Люди на вершине пригорка как-то замешкались.

– Что там? – спросил Комар.

– Да что… – недовольным ясным голосом сказал палач. – Привязать его надо? Надо. Чем привязать? Привязать верёвкой. Вот! А верёвку кто-то стащил. На продажу, должно быть. Как же, если бы того злодея повесить, верёвку его по кускам охотно бы продавали. На счастье. Выгодней было бы.

– Так что, другой нет? – спросил Лотр.

– Так нету. – В глазах у палача была странная меланхолия. – Обеднели. А как его привяжешь без верёвки?

– Найти, – распорядился Лотр. – Служки, бегите хоть по всему городу. Найти! Найти!

– Дохозяйничались называется, – бурчал палач. – Верёвки нельзя найти, чтоб человека повесить. Трудись вот, гори на работе, – хоть бы кто спасибо сказал.

Люди ждали. Стоял и ждал у креста Христос. Глядел на толпу. И под его взглядом умолкали разряженные и расширялись глаза одетых в тряпьё.

– Что с тобой, Каспар, куда смотришь?

– Это я запомню. Это я им запомню.

Ветер шевелил волосы Христа. Он смотрел, он видел лица. Тысячи лиц. Видел живых и убитых. И это было то, бессмертное, имя чему – Народ.

Глава 60 ВЕРА ФОМЫ

Если сильно захочешь, то сбудется всё:

Царство, бунт, любовь и житьё.

Баллада.

Фома видел всё, что видел Христос, хоть глаза его были залиты слезами. Он видел всё, потому что всё понимал. И он не мог больше. Он молился, мучительно призывая всю свою веру, которой у него было очень мало, и всё желание своё, которому не было предела.