Христос: миф или действительность? - [83]

Опять Кюнг прибегает к своему излюбленному приему: воскресение Христово не есть то или другое, или третье, или десятое, но оно есть и то, и другое, и десятое: «Не призрак и все же не осязаемое, видимое и невидимое, материальное и нематериальное, по сю и по ту сторону времени и пространства».

После этого не так уж трудно сказать, что воскресение Христа было и телесным, и не телесным. Его не было, если трактовать это самое тело как «идентичную личную действительность» (стр. 340).

Если все же попытаться найти здесь какой-то реальный смысл, то он заключается в том, что воскресения Христа в прямом евангельском смысле этих слов не было.

Получается, правда, неблагополучно с «пустым гробом». На десятках страниц описывает Кюнг виражи вокруг создавшейся неприятной ситуации. Оказывается, что учение о «пустом гробе» вообще неважно: «оно не является ни вероисповедным догматом, ни основой, ни предметом «остер-веры» (стр. 356). И хотя в предшествующем изложении было немало упреков по адресу «исторической критики и естествознания», приходится считаться с тем, что эти немощные человеческие науки критически относятся к «пустому гробу». И приходится не связывать себя «необходимостью признавать физиологическое представление о воскресении».

Так же разделывается Кюнг и с другими компонентами «пасхальной истории», в частности с телесным вознесением Христа на небо после сорокадневного странствования по Земле. И здесь обнаруживаются возможности квалифицированного маневрирования. Что, собственно, представляет собой небо? Отнюдь, конечно, не семиэтажную твердь, где Иисус Христос после своего вознесения восседает на троне по правую руку бога-отца. «Небо веры не есть небо астронавтов». Это не только не твердь, но и вообще не пространственное понятие. «Не место, но форма бытия». А если так, то «само собой разумеется, Иисус не совершал никакого мирового путешествия в пространстве». Он просто отправился в «таинственное невидимо-непостигаемое царство Божие», в результате чего оказался «включенным в великолепие Отца» (стр. 342). Если не признавать всей этой таинственной невидимости-непостигаемости, то получится нечто подобное тому, что не раз уже бывало в истории религии и мифологии. По поводу вознесения, в частности, Кюнг вспоминает не только Илию и Еноха из Ветхого завета, но и Геракла, Эмпедокла, Александра Македонского и Аполлония Тианского. Не угодно ли, мол, вам, христиане, верить и в этих богов?

А если оставить от всей новозаветной эпопеи Христа только абстрактный и неуловимый мистический туман, то, что будет питать конкретно-образную веру немудрствующего простого христианина, воображение которого требует «воспринимаемой» духовной пищи? Единственное, что Кюнг оставляет для этих целей, — это то, что Иисус жил и, главное, был распят. Подводя итоги, он пробегает мимо воскресения и прочей невообразимости, делая основной упор на факте распятия.

Таким образом, от новозаветного, церковно-догматического, никео-цареградского Иисуса ничего не остается. И ясно, что не из пафоса правдивости теолог идет на такую болезненную операцию, а лишь потому, что «остер-вера» все больше перестает работать хоть в какой-либо мере убедительно.

Можно было бы отвлечься от чудес и попытаться, размышляет Кюнг, реставрировать человеческую историческую биографию Иисуса. Таких попыток было огромное множество, но все они неудачны, ибо «написать биографию Иисуса из Назарета невозможно» (стр. 142), и прежде всего по причине скудости источников. Ничего нет, кроме евангелий, а это очень бедный источник. С большим почтением говорит Кюнг о евангелистах как «оригинальных теологах»: каждый из них имел свою концепцию и вовсе не собирался составлять нам «стенографические протоколы». Но в этом же и источник ненадежности их сообщений. Евангелисты — «ангажированные» свидетели, которые «с начала до конца стремились изображать Иисуса в свете его воскресения как Мессию, Христа, Господа, Сына Божия» (стр. 145). На основе их данных нельзя построить не только биографию Иисуса, но и «вообще законченный образ его — традиционный, спекулятивный, либеральный или последовательно-эсхатологический» (стр. 151).

Не будучи в состоянии дотянуться до вожделенного винограда достоверности, богослов объявляет его зеленым. «Реставрация, реконструкция (исторической истины. — И. К.) — неправильные слова. Позитивистской историографии нужно установление фактов» (стр. 151), а христианской вере нужна… вера.

VI. Вместо заключения

Возможно, что некоторые читатели выразят свою неудовлетворенность тем, что не получили в этой книге ясных и категорических ответов на многие вопросы, связанные с личностью Христа. Мы хотели, скажут они, выяснить, что же знает история об Иисусе Христе? И оказалось, что, по существу, она о нем ничего или почти ничего не знает. Как же это может быть? Ведь такая необъятная литература на всех языках мира посвящена этой личности!..

Да, но это литература лишь о том, как люди в разные времена представляли себе Иисуса Христа, притом не в те времена, когда он предположительно существовал, а в позднейшие. Что же касается современных эпохе Христа исторических материалов, то уж — чем богаты, тем и рады. Пожалуй, это может прозвучать здесь иронически: какое уж богатство…