Христос: миф или действительность? - [61]

Если в основе специфически иудейского мессианизма лежало положение, что мессия придет спасать избранный народ от последствий тех грехов, которые он совершил против избравшего его бога Яхве, то в нееврейской среде мессианская идея должна была найти другое выражение. И оно было найдено в учении, что все люди страдают из-за лежащего на них проклятия первородного греха и что мессия явится не в порядке примирения иудеев с Яхве, а в порядке искупления последствий греха Адама и Евы, с целью примирения всего человечества с универсальным вселенским богом. Одновременно с этим произошли такие изменения в культе, которые облегчили неевреям возможность присоединения к новой религии: были упразднены многочисленные пищевые и прочие запреты иудаизма, отменено обрезание. В итоге новая религия полностью порвала свою связь с иудаизмом.

Распространение христианства среди многочисленных народов Римской империи вызвало и ассимиляцию многих бытовавших у этих народов мифологических сюжетов, многих религиозных представлений, многих обрядово-культовых форм. И прежде всего это сказалось на иудейском по своему первоначальному происхождению образе мессии — Иисуса. На него стали наслаиваться, с ним стали переплетаться элементы образов и культов местных богов-спасителей, страдающих, умирающих и воскресающих богов. В итоге получился сплав большого количества элементов, составивших в целом образ Иисуса Христа.

Основой этого сплава являлся все же иудейский мессия, учение о котором было в общем виде достаточно противоречиво и туманно сформулировано в Ветхом завете. Об этом говорит то обстоятельство, что евангельское жизнеописание Иисуса самым активным образом опирается на ветхозаветные пророчества о грядущем приходе мессии.

Помимо общей идеи, из Ветхого завета прямо взяты многие отдельные штрихи и детали евангельских повествований. Иисус вступает в Иерусалим на ослице и молодом осле (Матф., XXI, 5). Как мы уже говорили, само по себе немного непонятно, как можно сидеть верхом сразу на двух животных. Но источник этой странной картины обнаруживается в книге пророка Захарии: «Се царь твой грядет к тебе, праведный и спасающий, кроткий, сидящий на ослице и на молодом осле, сыне подъяремной» (IX, 9). В тех возгласах, которыми народ встречает «сына Давидова», — «благословен грядущий во имя господне», — повторяется один текст из псалма, гласящий буквально то же самое (Пс., CXVII, 26). Знаменитые тридцать сребреников, за которые Иуда предал Иисуса, предвосхищены у пророка Захарии: «И они отвесят в уплату мне тридцать сребреников» (Зах. XI, 12). Даже то употребление, которое нашел Иуда для этих денег — «бросил в храме», — мы находим у того же Захария, где сказано, что по совету бога «взял я тридцать сребреников и бросил их в дом господень…» (13). Слова Иисуса на тайной вечере — «один из вас, ядущий со мной, предаст меня» — перекликаются с псалмом, гласящим: «Даже человек… который ел хлеб мой, поднял на меня пяту» (Пс., XL, 10). В сцене распятия Иисуса тоже много такого, чему имеются прецеденты в Ветхом завете. Иисусу на кресте дают пить «уксус, смешанный с желчью», а в псалме сказано: «Дали мне в пищу желчь и в жажде моей напоили меня уксусом». (Пс., LXVIII, 22.) Предсмертные слова Иисуса на кресте прямо взяты из псалмов: «Боже мой! Боже мой! Для чего ты меня оставил?» (Пс., XXI, 2). Фантастические картины Апокалипсиса тоже в некоторых случаях оказываются заимствованными из Ветхого завета и прежде всего из книги пророка Даниила. Так, например, зверь с семью головами, десятью рогами, десятью диадемами и богохульными именами, а также барс с медвежьими ногами и львиной пастью прямо взяты оттуда.

Эти совпадения можно толковать и по-иному. Для церковников и консервативных богословов здесь есть повод к тому, чтобы восславить мудрость ветхозаветных пророков, которые предвидели и предсказали имеющее произойти через несколько столетий. Но при научном подходе к вопросу такое его решение не может считаться приемлемым. Здравый человеческий рассудок требует сделать довольно элементарное, но очевидное умозаключение: одни документы написаны раньше, другие — значительно позже, первые были хорошо известны авторам вторых, и если в тексте есть совпадения, то значит, одни просто позаимствовали у других. Поэтому не так уж далеки от истины те историки и оперирующие научными методами богословы, которые считают, что при создании евангельской биографии Иисуса Христа были во многом использованы тексты Ветхого завета. Современный протестантский богослов Мартин Дибелиус сказал по этому поводу, что тексты Ветхого завета «творили историю», т. е. история самого Иисуса прямо построена на ветхозаветном тексте. Это надо признать в какой-то мере преувеличением, ибо помимо Ветхого завета было немало и других источников, которыми, видимо, питалась фантазия авторов новозаветных повествований.

Да и сама ветхозаветная идеологическая и вероисповедная система воспринималась к началу нашей эры не только в ее традиционном и буквальном смысле, но и в том аллегорическом значении, которое ей стали придавать со времен Аристобула и которое получило особое развитие в сочинениях Филона Александрийского.