Христианство: век за веком. Очерки по истории христианской Церкви - [158]

Владимир Сергеевич не умел ценить и считать деньги. Когда у него просили, он вынимал бумажник и давал столько, сколько захватит рука. Многие свидетельствуют о «беспримерной» щедрости Соловьева. Однажды он отдал нищим не только все деньги, но и кошелек, бумажник, носовой платок и даже ботинки. Начинающие писатели осаждали его просьбами. Он без конца исправлял и редактировал чужие сочинения. Рядом с его квартирой с утра до вечера толпились посетители. Подозрительные личности просили «на похороны матери» или на «свадьбу». Соловьев отдавал им последние деньги, а когда денег больше не было, посылал с записками к друзьям. Вот одна из них: «Податель этих строк просит у меня 5 рублей на свадьбу, а у меня денег нет. Боюсь согрешить, но мне почему-то кажется, что это не первая просьба такого рода и, стало быть, он женится далеко не в первый раз. Осуждать, впрочем, не смею… Пожалуйста, дай ему просимое; сочтемся, когда получу за статью». Сняв как-то квартиру, он переплатил за нее в три раза и целую зиму прожил без мебели. Спал на досках и, будучи неспособным приготовить себе даже чаю, ходил пить его в привокзальный буфет. Жизненная беспомощность его была безгранична – и столь же безгранично презрение ко всякому быту. Он не только не умел, но и не хотел «устроиться». В этом была не столько слабость, сколько глубокое убеждение. Соловьев жил и вне быта, и вне закона. Он никак не мог привыкнуть к мысли, что у человека должен быть паспорт: свой он постоянно терял.

И в то же время его внутренняя жизнь была огромна и богата. Духовный мир был для него живой действительностью. Он не признавал ничего неодухотворенного: мир видимый был в его глазах не самостоятельным целым, а сферой проявления мира духовного. Смыслом всего исторического процесса Соловьев видел одухотворение человечества. Основным мировоззрением, по замыслам Соловьева, должно стать христианство. Он попытался включить в него новейшие достижения естествознания, истории и философии, создать синтез религии и науки. Он видел мир как единую, завершенную систему, началом которой служит «нравственной принцип»: «Я стыжусь, следовательно, существую». Максимум же нравственности – любовь, которая и есть сам Бог.

Своим духовным обликом он напоминал тип русского странника, ищущий Божий Град – вышний Иерусалим, который проводит жизнь в хождении по свету, чтит и посещает все святыни, но не останавливается надолго ни в одной из обителей. Вот отрывок из его стихотворения:

И до полуночи неробкими шагами

Все буду я идти к желанным берегам,

Туда, где на горе, под новыми звездами,

Весь пламенеющий победными огнями,

Меня дождется мой заветный храм.

Этот «заветный храм», которого так искал Соловьев, для него определялся евангельскими словами: «В доме Отца Моего обителей много».

В январе 1900 года Соловьева избирают действительным членом Российской Академии наук по разряду изящной словесности, а через полгода он умирает в возрасте 47 лет. Вот как вспоминал последние часы жизни исповедовавший его священник: «Исповедался Владимир Сергеевич с истинно христианским смирением, остро чувствуя и осознавая свою греховность. Умер он тихо, по-христиански, причастившись Святых Таин». Последними его словами были: «Трудна работа Господня». Так безвременно оборвалась жизнь человека, который отличался небывалой силой философской мысли, небывалым владением мировой философией и напряженной духовной жизнью. Его труды до сих пор еще очень мало изучены из-за чрезвычайной сложности и многогранности его творческой натуры.

М.В. Первушин

XX век

Святитель Николай (Касаткин) – апостол Японии

С конца 50-х годов XIX века Россия вступила в эпоху «великих реформ». Это было время новых чаяний, прогрессивных преобразований и всеобщего воодушевления в российском обществе. Наблюдался подъем и в церковной жизни. В это время Святейшим Синодом Русской Церкви было открыто несколько миссий для проповеди Православия за пределами России. Многие студенты духовных школ мечтали посвятить себя миссионерству. Так, в Петербургской Духовной Академии лишь только объявили о поиске кандидатуры на место настоятеля консульской церкви в Японии, сразу нашлась масса желающих. Среди них был и Иван Касаткин, сын сельского дьякона из Смоленской губернии. Именно ему выпала честь быть назначенным на эту должность. Как вспоминал потом его однокурсник по Академии, «все мы, двенадцать человек из выпускного курса, охотники до миссионерства, записались при условии женитьбы, а Ваня Касаткин один – монахом, и перебил всех!» К тому времени Ивану шел 24-й год. За его плечами уже были Вельское духовное училище, Смоленская семинария и три курса столичной Академии, в которой Иван был одним из лучших студентов.

Перед отъездом в Японию в 1860 году Иван был пострижен в монахи с именем Николай и рукоположен в сан священника. Только через год после этого, проехав через всю Россию, молодой иеромонах Николай добрался до места своего назначения. Но сразу приступить к проповеди Евангелия было невозможно. Закон о запрещении чужых религий, действовавший в Японии уже более двухсот лет, был крайне строг, неповиновение ему каралось смертью. Поэтому на первых порах деятельность молодого миссионера ограничилась церковными службами для консульских служащих и моряков российского флота. Николай верил, что Бог даст ему возможность миссии, и тщательно готовился к этому. «Я старался сначала со всею скрупулезностью изучить японскую историю, – пишет святитель, – религию и дух японского народа, чтобы узнать, в какой мере осуществимы надежды на просвещение страны евангельской проповедью…» И первым обращенным им к христианству японцем оказался потенциальный убийца.