Христианство и атеизм. Дискуссия в письмах - [49]

остановки солнца в битве при Гаваоне? Не было Ионы во чреве китове?.. Но ведь Библия же богодухновенна! Вы что, не верите в богодухновенность Писания?! И тому подобное. Подобно сему меня не очень удивило Ваше негодование по поводу моего, как Вы пишете, неблагочестивого отношения к священному Писанию при толковании известного текста апостола Павла. А Ваш приятель, верующий, что «если священное Писание надо понимать не буквально — то Бога нет», этот блаженный приятель Ваш находится на прямом пути к атеизму.

Божественное Откровение должно было быть воспринято в человеческой среде непременно с искажениями и непременно по-разному. Ваше негодование по этому поводу должно быть переадресовано человеческой стороне, но и тут оно несправедливо. Мой друг Б. изучал историю догматических движений и говорит по свежему и просвещённому впечатлению, что было о чём спорить, была трагедия поисков самовыражения, и был священный энтузиазм в этих спорах. Мережковский не присутствовал на соборе, который описывал, и не имел никаких документов об этом соборе. Но правда, что бывали догматические преследования, и это, конечно, бывало изменою духу Откровения.

«Не христианин — не спасётся». Рискуя опять подвергнуться обвинению в неблагочестии, я должен смело заявить, что это — ересь. Если уж браться что-то тут формулировать, то правильно, православно будет сказать примерно так: мы спасёмся все вместе и каждый в отдельности, но христиане веры — в самую последнюю очередь.

О святой Руси. Один современный мудрец сказал: «Плохо будет народу, который сам себя называет святым». Святого народа нет, есть святые в народе — в каждом народе. Есть святая Америка, святая Испания, даже святая Германия (не уходя далеко в историю, это Боннхеффер, это Швейцер, это «Белая Роза» и другие). Святая Русь сегодня пополняется агностиками и политеистами. Православных в святой Руси очень мало.

Вы написали, что религия есть дело преимущественно людей слабых. Прошлый раз я уже обращал Ваше внимание на глубокую религиозность исключительно сильного человека — нашего великого Писателя. Но есть среди нас и такие слабые люди, которые именно вследствие своей слабости сильнее переживают трагизм, таинственность, глубину человеческого существования — и поэтому с особенной силой тянутся к Богу. «Жаждет душа моя к Богу Крепкому, Живому» (Пс 62.2). И, наоборот, бывает так, что все называют человека сильным, а он просто толстокожий и ничего не понимает. Итак, наша слабость не есть аргумент против нашей религии по существу.

Ваши соображения о тоталитарном мышлении и о различиях культур мне мало понятны и в тему реферата не входят, прошу меня от обсуждения их уволить. В остальном же на всё, заслуживающее внимания, я Вам ответил. Если потребуются ещё объяснения — я с готовностью их представлю.

В заключение должен предостеречь Вас от одной ошибки. Из Ваших писем видно, что Вам очень повредили духовно, как Вы их называете, «компатриоты православные». Боюсь судить, ибо сам я ведь никого из них лично не знаю. Судя же по нашему здешнему опыту, надо иметь в виду, что есть целая прослойка людей, для которых «русское православие» совершенно сливается с ущербным сознанием национализма. По нашим наблюдениям, для этого рода лиц характерны самоуверенность и даже агрессивность, косность мышления и недостаточная культурность, склонность к лжеименным преданиям и суевериям, иногда даже и фанатизм, и всегда — увы, поплевывание на икону Божией Матери (так обозначил в своё время о. Иоанн Шаховской феномен православного антисемитизма). По возможности простите им их личные слабости, но не сделайте такой ошибки — не думайте, что это и есть святое Христианство веры.

Обо мне же, Вашем недостойном приятеле, не подумайте, что у меня намерение «обращать» Вас. Всё, что я хотел — это убедить Вас переименоваться в агностика. А если придёт такое время и Господь Вас благословит обратиться к Христианству веры — то уж Вы-то сами сумеете разобраться, что к чему. А пока что не я Вас, а Вы меня обращаете в Христианство — обращаете слабостью Ваших аргументов и обращаете величием Вашего подвига. Вчера «исполнилось» Вам три года. Покорнейше прошу Вас, примите от меня самые какие только могут быть лучшие пожелания. Верую, что не пропадёт Ваш скорбный труд у Господа.

18.1.75

Корреспондентка Л. Письмо С. А. Желудкову (от марта 1975)

Дорогой Сергей Алексеевич!

Это очень христианская идея[17]. Теперь мне как-то даже непонятно, что можно возразить против неё. Все Ваши оппоненты фактически не возражают, они просто иногда говорят не об этом, мимо. Уже давно для меня большим смущением было деление людей на верующих и неверующих. Это как заноза сидело в душе и мешало мне любить людей. В глубине души сидело это упрямое чувство, что мы чем-то лучше, даже худшие из нас. А неверующего человека, даже прекрасного, не могла оценить по достоинству, так как предполагала заранее, что в его душе есть как бы большая течь, пробоина, через которую всё добро вытекает. Теперь мне кажется очень несправедливым такое деление мира на две части, как и любое деление. Оно имеет ту же природу — чувство превосходства. Теперь-то я вижу, что это в моей душе пробоина, через которую чуть не вытекло всё моё христианство. Пробоина в отношениях с людьми, в главном — в христианской любви. Мне кажется, что Ваша идея о том, что христиане есть и вне христианского храма веры, очень важна. Она открывает по-новому глаза на мир, помогает увидеть этих людей и принять их. Одно дело скрепя сердце признавать, что есть хорошие неверующие, но они нам как бы живой укор, почти бельмо на глазу. Кто же любит укоры? А другое дело — видеть в них не чужих, которых нам надо обязательно переплюнуть, чтобы доказать своё, а своих уже, своих в