Христианство - [6]

Тем временем Петр и Иоанн проникли во двор первосвященника. Это было нетрудно, потому что двор кишел людьми – как слугами первосвященника, так и просто любопытными. Трое из этих любопытных недавно слушали проповеди Иисуса и узнали Петра, ходившего за своим Учителем. «Смотрите, вот один из них, из тех галилеян, что смущают народ!» Петр в ужасе начал отрекаться: «Нет, нет, я никогда не знал его!»

Согласно евангельскому преданию, как раз после третьего отречения Пера прокричал петух, и Петр вспомнил, как накануне он клялся умереть за своего Учителя, а Иисус сказал на это: «Прежде, чем пропоет петух, ты трижды отречешься от Меня». Раздавленный стыдом, Петр бежал со двора первосвященника.

Иоанн остался наблюдать. Он был знакомым Каиафы и, видимо, надеялся на его заступничество. Он и стал свидетелем сцены запоздалого раскаяния Иуды. Видимо, Иуда никак не ожидал для своего Учителя смертного приговора, он думал, что дело ограничится арестом и заточением на некоторое время, возможно – бичеванием по иудейскому закону, но не казнью. Иуда бросил первосвященникам деньги, полученные за Иисуса, убежал из Храма и покончил с собой.

Обычно римский префект жил в приморском городе Кесария, построенном Иродом Великим. Это был небольшой, очень красивый город-порт, населенный в основном сирийскими греками и римскими военными. Многолюдный душный Иерусалим, на Пасху переполненный паломниками, по сравнению с Кесарией был сущим адом. Но префект был обязан присутствовать там во время праздников – именно в такие дни обстановка делалась особенно накаленной.

Когда Иисуса привели в римский гарнизон, Понтий Пилат, префект Иудеи, поначалу просто не мог понять, в чем тут дело. С точки зрения римского закона в словах и действиях Иисуса не было состава преступления. Называние себя сыном еврейского Бога не подпадало под римские законы о богохульстве, потому что еврейские священники сами отказались включить своего Бога в римский пантеон. Называние себя царем иудейским могло еще сойти за подстрекательство к мятежу, но Иисус не называл себя царем, а тонкости понятия «машиах» священники не могли или не посчитали нужным разъяснить. «Ты – иудейский царь?» – спрашивал Пилат. «Ты сам так говоришь», – отвечал Иисус. Свидетели явно были ангажированы. Пилат понимал, что дело шито белыми нитками и что так просто от него не отстанут. Будучи военным, он вряд ли хорошо разбирался в религиозных и философских вопросах. Зато он прекрасно разбирался в текущей политической обстановке. Если дошло до того, что храмовые священники объединились со своими старыми противниками фарисеями, значит, этого человека они боятся всерьез. Пилат наверняка слышал об Иисусе и его чудесах, его жена интересовалась этим человеком. Префект знал, что Иисус популярен. Он знал также, что Иудея – слишком взрывоопасное место, где мятеж может вспыхнуть из-за любой чепухи. Если он помилует Иисуса, те же люди, которые обвиняли этого бродячего проповедника в мятеже, могут спровоцировать мятеж сами. Виноват будет в любом случае он, Пилат. В общем, у префекта Иудеи были все основания рассматривать это дело как провокацию Храма, направленную против него лично.

И тут он нашел удачное решение. Ведь этот проповедник галилеянин? Значит, если он называет себя иудейским царем, он оспаривает власть своего господина, Ирода Антипы. Так пусть Ирод и решает, что делать с неугомонным пророком, правитель как раз сейчас в Иерусалиме.

Ирод Антипа, человек слабый, развратный и скорее равнодушный, чем жестокий, принял Иисуса с любопытством. Так, значит, вот этот пророк, которого он считал воскресшим Иоанном? Этот жалкий, измученный бессонницей, избитый человек в разорванной одежде так долго был причиной его беспокойства? Ирод задавал Иисусу вопросы, просил совершить какое-нибудь чудо, но Иисус молчал, не отвечая ни на одно из обвинений, которыми его продолжали осыпать. Наконец Ирод понял, что его страхи были напрасны: этот человек никакой не пророк и не чудотворец. Чтобы посмеяться над Иисусом, Ирод велел надеть на него поношенные царские ризы и отправить обратно к Пилату. Он больше не боялся, но и принимать на себя ответственность не хотел.

Пилату было лестно, что Ирод признал его власть над собой и первенство его юрисдикции. Придя в хорошее настроение, он сказал обвинителям: «Я не нашел в действиях этого человека никакого преступления, и Ирод тоже. Я его отпущу». – «Этот человек богохульник, и по нашим законам повинен смерти!» – возражали священники. «Мы приговорили его, ты обязан утвердить приговор!» Тем временем их доверенные люди возбуждали толпу против Иисуса. «Он не настоящий мессия! Он обманывал вас! Разве настоящий мессия позволил бы себя схватить, связать, избить? Над этим Иисусом во дворе священника издевались кто как хотел, а он молчал, как баран, – разве подлинный царь позволил бы так с собой обращаться, разве Бог не заступился бы за своего посланника? Сикарий Варавва, ожидающий сейчас приговора в тюрьме – вот кто настоящий герой! Варавва боролся за нашу свободу! Варавва убивал римлян! Потребуем ради праздника отпустить Варавву на свободу!»