Христианство: Античность, Византия, Древняя Русь - [88]

Подобное «понимание» исторического значения «крещения Руси» вполне устраивает современных специалистов-теологов. Так, В. А. Никитин, рассуждая о социальных причинах христианизации Руси, пишет о том, что у восточных славян в ходе борьбы с внешними врагами сложились «племенные союзы, и постепенно на их основе возникла феодальная государственность. Непосредственно от патриархально-общинной формации, минуя рабовладельческий строй, восточные славяне перешли к феодальному. Этот процесс, происходивший на огромной территории в течение VII–IX веков, был в значительной мере облегчен и ускорен благодаря принятию христианства» (ЖМП, 1983, № 1, с. 12–13). В другой своей работе В. А. Никитин, рассуждая об историческом значении крещения Руси, просто цитирует соответствующий текст «Истории Киева», изданной к 1500-летию города: «Введение христианства на Руси сыграло большую роль в укреплении единства древнерусского государства. Церковь содействовала упрочению иного, прогрессивного по сравнению с рабовладельческим феодального строя, брала под защиту моногамную семью, выступала против обычая кровной мести, способствовала развитию письменности, литературы, искусства и монументального строительства. Принятие христианства способствовало широкому проникновению на Русь достижений византийской культуры, развитию связей с Балканами и другими странами Европы». От «себя» В. А. Никитин лишь добавляет: «Киевская Русь отныне (со времени крещения. — И. Ф.) приобщилась к христианской культуре и цивилизации, вошла в семью просвещенных европейских народов»[100]. Разумеется, для автора крещение — «великое в истории Руси событие».

Сложилась парадоксальная ситуация: мы сами даем в руки идеологов православия, всячески восхваляющих крещение, «добротный», по терминологии В. Т. Пашуто, пропагандистский материал. Есть ли возможность преодоления этой, скажем откровенно, ненормальной ситуации? Да, есть.

Подлинные причины введения христианства на Руси невозможно понять, отвлекаясь от предшествующих ему языческих преобразований. И здесь обращает внимание стремление киевской знати превратить свой город в религиозный центр восточного славянства. С этой целью языческое капище с изваянием Перуна, размещавшееся первоначально в черте древнейших укреплений Киева, выносится на новое место, доступное всем прибывающим в столицу полян. Источники позволяют установить примерное время, когда это произошло.

При заключении договора Олега с греками князь и «мужи его» клялись своими богами Перуном и Волосом. Как уже отмечалось, Перуну главным образом поклонялись в южных областях восточнославянского мира, а Волосу — в северных. Наличие в формуле присяги двух божеств (Перуна и Волоса) вполне естественно, поскольку в походе Олега на Царьград принимали участие как южные восточнославянские племена, так и северные. В походе на Константинополь преемника Олега князя Игоря состав участников почти не изменился. Но в тексте присяги нового соглашения назван лишь Перун, тогда как Волос не упомянут. Случайно ли это? Похоже, что нет. Здесь проглядывает желание киевских властителей утвердить приоритет Перуна над остальными богами восточных славян.

Следовательно, где-то в княжение Игоря (913–945), но до заключения его договора 944 года с Византией Полянский бог Перун был провозглашен верховным общеславянским богом. Это понадобилось для того, чтобы идеологически укрепить и обосновать господствующее положение Киева над остальными восточнославянскими племенами.

В середине X века отношения Киева с подвластными племенами резко обострились. Смерть Игоря послужила для них сигналом к восстанию. Киевские лидеры вынуждены были перейти к умиротворению «заратившихся» племен, для чего сбор дани посредством объезда данников, нередко сопровождавшийся насилиями со стороны киевского князя и его дружинников, был заменен «повозом», доставкой поборов в специально учрежденные для этого пункты — «повосты». Принятые меры распространялись не только на ближайших к Киеву соседей-данников, но и на тех, кто жил далеко на севере. Вместе с этим киевские правители отступили и в вопросе религиозном. Поэтому в договоре 971 года князя Святослава с византийским императором Цимисхием снова встречается Русь, которая клянется Перуном и Волосом.

Так неудачно закончилась попытка Киева придать Перуну статус всеславянского бога. Однако вскоре предпринимается новая языческая реформа, инициатором которой выступил князь Владимир. В 980 году он велел поставить «кумиры на холму вне двора теремного: Перуна древяна, а главу его сребрену, а ус злат, и Хърса, Дажбога, и Стрибога, и Симарьгла, и Мокошь. И жряху им, наричюще я богы» (ПВЛ, ч. 1, с. 56). Это была еще одна попытка возвеличить Перуна, но более осторожная и гибкая. Если раньше киевские политики поднимали только культ Перуна, то теперь он возглавил сообщество периферийных богов, которым поклонялись покоренные полянами племена. Отныне эти боги, подобно Перуну, должны были стать общеславянскими, но под его началом.

В исторической литературе нововведение Владимира издавна толкуется как проявление приверженности князя к язычеству, как торжество язычества над христианством. Но еще в дореволюционной науке было обращено внимание на политическую подкладку акции Владимира. Е. В. Аничков, написавший интересную книгу о язычестве в Древней Руси, усматривал в действиях Владимира свидетельство превращения князя и дружины в политическую власть, в результате чего Перун и приобрел «широкое государственное значение». Собранные же вокруг Перуна боги символизировали единение различных племен в рамках одного государства