Христианское человеколюбие. В чем его смысл? - [9]

На самом же деле ни человечество в целом, ни общество каждой отдельной страны не делится на верующих и неверующих. Мы живем в классово разделенном мире, в котором есть прежде всего трудящиеся, производящие материальные и духовные ценности, и эксплуататоры, пользующиеся трудом других людей в целях собственной наживы. И отношения между ними никогда не строились и не могут строиться на принципах взаимной любви. Угнетенный не может возлюбить своего угнетателя. «Нет, нет, не является моим братом тот, который называется, как я, христианином, но является палачом народа, к которому я принадлежу, — говорил представитель антирасистских движений Африки на одном из заседаний Главного комитета Всемирного Совета Мира в Утрехте в 1972 году. — Не мой брат банкир, поддерживающий систему, которая угнетает меня»[34]. Поэтому попытка христианства объявить всех людей вообще ближними между собой, братьями перед богом является не более как прекраснодушной фразой, способной лишь ввести в заблуждение эксплуатируемых и на какое-то время отвлечь их от борьбы за свое освобождение.

Строителям коммунизма не чуждо чувство любви к людям. Они не лишены дружеских, сердечных отношений к себе подобным, заботы об их благе, готовности поступиться собственными интересами, даже пойти на самопожертвование ради интересов других людей, коллектива, общества в целом. Это благородное нравственное чувство все более и более становится регулятором взаимоотношений между людьми, но не между всеми людьми вообще, а между товарищами по совместному труду, по борьбе за общие идеалы, между братьями по классу. Для нас каждый трудящийся — друг, товарищ и брат, независимо от того, придерживается он научного мировоззрения или нет. Наша любовь и уважение к трудящимся выходят за пределы одной страны и являются подлинно интернациональными чувствами. Для нас все труженики земли: будь то крестьянин Афганистана или Алжира, рабочий Болгарии или Португалии, житель Анголы или Кубы — являются братьями по классу, по борьбе за лучшее будущее человечества. Каждый успех в этой борьбе, достигнутый в любом уголке земного шара, радует и вдохновляет нас, советских людей, как наш собственный, потому что он укрепляет общие силы мира и прогресса, а неудача огорчает и тревожит нас, как наша общая неудача.

В то же время каждый, кто мешает борьбе за освобождение человечества, за построение коммунизма, — наш враг, независимо от того, верующий он или нет. Для коммунистов несравненно ближе верующий католик, баптист, православный, но честный труженик, сторонник демократии и свободы, чем неверующий капиталист, реакционер в буржуазных странах или тунеядец, хапуга в нашем обществе.

Итак, мы видим, что христианство определяет «ближних» людей по признаку отношения к существу сверхъестественному — богу и тем самым извращает подлинные отношения между людьми. Коммунизм же утверждает единство людей труда, исходя из общности их реальных условий существования и коренных жизненных интересов. В этом как раз и кроется величайшая преобразующая сила коммунистического гуманизма.

Можно ли любить врагов своих?

Проповедь человеколюбия в христианстве не ограничивается призывом любить ближнего. Этот призыв, как мы видели, был присущ и ветхозаветной морали. Христианство же дополнило его принципиально новой заповедью «любви к врагам», которая преподносится как наиболее полное выражение нравственного совершенства и высшее проявление любви к богу. Только через любовь к врагам и прощение совершаемого ими зла можно заслужить прощение собственных грехов. «Прощайте и прощено будет вам», — учит христианство.

Что же могло вызвать к жизни столь необычную нравственную норму?

Процесс формирования ее шел под влиянием ряда причин, что можно заметить при анализе новозаветных книг. Как известно, церковная традиция размещает книги Нового завета в следующей хронологической последовательности: четыре евангелия, деяния апостолов и апостольские послания, последним документом считается «Откровение Иоанна Богослова». На самом же деле древнейшим новозаветным документом, появившимся раньше других, является книга «Откровение Иоанна Богослова». Об этом говорят не только имеющиеся в ней исторические сведения, но и особенность излагаемой морали. Как заметил Фридрих Энгельс, в этой книге «и речи еще нет о „религии любви“, о призыве: „Любите врагов своих, благословляйте ненавидящих вас“ и т. д.; здесь проповедуется месть, неприкрытая месть, здоровая, честная месть гонителям христиан»[35].

Но книга Откровение написана как раз в тот период (68 или 69 г. н. э.), когда складывавшееся христианство было только религией угнетенных, притом оно не оторвалось еще от своей первоосновы — иудаизма. Христианство того периода как по составу общин, так и по идеологии можно назвать иудео-христианством. Оно не знало еще любви к неиудеям и не включало их в число потенциальных обитателей «нового Иерусалима». Спасение обещалось лишь праведникам из 12 колен израилевых. В разных частях Римской империи тогда еще вспыхивали восстания как затухающие отзвуки прошедшей революционной бури, кульминационным пунктом которой было восстание рабов под водительством Спартака. На востоке империи пылал огонь иудейской войны против римского владычества (66–73 гг.). Большинство рабов тогдашнего Рима, пишет Ф. Энгельс, «…было некогда свободными или сыновьями свободнорожденных. Среди них, стало быть, должна была еще по большей части сохраняться живая, хотя внешне бессильная, ненависть против условий их жизни»