Христианские древности: Введение в сравнительное изучение - [10]
Оссуарии и стелы
В конце XIX в. библеисты были разочарованы результатами работ на памятниках, важных для истории Писания: оказалось, что среди собранных материалов 1 в. н. э. нет никаких свидетельств христианства. Поэтому, когда в 1873 г. Шарль Клермон-Ганно объявил коллекцию оссуариев, изученных им в одной из пещер горы Соблазна к юго-востоку от Иерусалима, доказательством существования раннехристианской общины — весть встретили с глубоким интересом. Среди граффити на 30 оссуариях прочли имена «новозаветного звучания»: Иуда, Саломея, Иисус и др. Кроме того, рядом с именами были грубо процарапаны знаки креста и даже один крест латинской формы с четырьмя греческими буквами, возможно, именем (Clermont-Ganneau, 1883; Clermont-Ganneau, 1899). Предположили, что в I-II вв. иудеев, принявших христианство, по-прежнему погребали на старых родовых кладбищах, показывая их конфессиональную принадлежность обозначением креста (Kaufmann, 1922, 143). Позднее (1945) израильский ученый Сукеник, ведя раскопки в районе Тальпиота, западнее Иерусалима, нашел на оссуариях два граффити, прочитанные как глагол «скорбеть» (что попытались трактовать как выражение горя последователей Иисуса после его распятия; он же трактовал знак на другом оссуарии как крест, указав аналог в Геркулануме, где вдавленный знак на стене напоминал «латинский крест» (Sukenik, 1947). Наконец, Багатти, посвятивший поиску остатков раннего христианства много лет, раскопал на западном склоне Масличной горы кладбище с гробницами типа кокким, определив найденные в них оссуарии как иудео-христианские (Bagatti, 1952; Bagatti, Milik, 1958).[15]
Конечно, использование оссуариев христианами Палестины I-III вв. выглядело крайне неправдоподобно, но Багатти допускал это, потому что считал неизбежным обнаружение ранних христианских некрополей, которое подтвердило бы многочисленные сообщения "Деяний апостолов" об обращении евреев (отсюда следовало также, что знаки на оссуариях образуют исток христианской иконографии).[16]
Такой подход был полностью дискредитирован уже в 1960-х гг. Антонио Ферруа указал, что необходимо установить религиозную принадлежность погребенных и лишь в свете этого рассматривать граффити.
Михаель Ави-Йохан отметил, что шанс найти крохотное христианское кладбище в Иерусалиме первых веков вообще близок к нулю, даже если принять цифры обращенных за достоверные. Внимательное изучение аргументов Багатти постепенно развеивало их кажущуюся убедительность. Пещера, где Клермон-Ганно нашел оссуарии, оказалась не кладбищем, а просто хранилищем: здесь не было мест погребения (локул), оссуарии, собранные из разных пещер в более позднее время, стояли один на другом, их крышки были перепутаны, а кости перемешаны с мусором. «Латинский» крест по форме датировался византийским периодом, следовательно, не имел отношения к I-III вв.[17] На основе изучения всего корпуса оссуариев (которых известны многие сотни) точно установили, что крестообразные граффити служили, наряду с другими знаками, лишь маркировкой для правильного накрывания оссуария крышкой (Smith, 1974). Багатти в конце концов принял такое объяснение, но продолжал одновременно настаивать на религиозной символике знаков.[18]
Специально исследовавшие оссуарии ученые (Figueras, 1983; Figueras, 1983; Figueras, 1984-85; Kane, 1978; Rahmani, 1994; cp. Avni, 1993) возражают против попыток найти христианское объяснение каких бы то ни было элементов обряда и знаков: именно у иудеев Палестины в I в. до н. э. — II в. н. э. была распространена традиция вторичного захоронения костей, использование же его христианами пока недоказуемо.
История с погребальными стелами из Хирбет Килкиш еще поучительнее с точки зрения методов исторического исследования. В 1960 г. к тогдашнему директору францисканского музея Аугустусу Спийкерману пришел один из хозяев туристической антикварной лавки и показал только что найденные при пахоте возле Хеврона, на поле Хирбет Килкиш, каменные плиты с граффити. Организованные там раскопки открыли сразу 200(!) плит, лежавших менее чем в метре от поверхности земли. Багатти счел их каменными апотропеями. Находка с самого начала выглядела весьма подозрительно — на камнях отсутствовала патина, изображения-граффити казались свежевырезанными; положение находок в верхнем слое давным-давно распахиваемого поля, внезапная доверчивость дилера и землевладельца были более чем необычны. Несмотря на это, рисунки на камнях легли в основу исследования Теста о христианской символике (Testa, 1962). Он рассмотрел стелы и рисунки на них как достоверные и сконструировал по ним учение одной из иудео-христианских сект. Тем самым была создана почва для ошибочных интерпретаций других древностей по всей Палестине, что повело к многочисленным ошибкам: ведь сами материалы, на которые опирался Теста, весьма сомнительны.[19]
«Теория пещер»
Палестина, как и всякая гористая страна, богата пещерами. Их с незапамятных времен использовали, а также и почитали (недаром, по словам Евсевия, солдаты-христиане, искореняя язычество, входили во все пещеры и укрытия, хотя даже всей армией не надеялись открыть бессчетных «пещер нимф», «пещер, где рожден Зевс», «пещер Кибелы и Аттиса», «входов в Аид» и подземных храмов Митры). Пещеры («мистические гроты», или «пещеры света») где иудео-христиане якобы проводили священные обряды, играют роль главного, «системного» археологического аргумента в гипотезе Багатти-Теста; внимание к ним заметно в программе Константина, а образы Евсевия, говорившего о трех «загадочных пещерах», казались заимствованными из арсенала иудео-христианских (Testa, 1962; Testa, 1962а; Testa, 1964а). Однако в иудаизме культ пещер не был особенно развит, Хотя многие пещеры дают слои иудейского периода, но это потому, что их широко использовали как гробницы или вырубали с утилитарными целями (для добычи минералов и как вместилища: цистерны, кладовые, маслодавильни и винодавильни и пр.).
Эта книга посвящена той стране, которую на Западе в XV–XVII веках называли по имени ее столицы Московией. Именно она стала тем ядром, из которого сформировалось наше государство: и Российская империя XVIII — начала XX в., и СССР, и современная Россия. Сотни томов специальных исследований посвящены проблемам московского периода, а любой курс русской истории — курс истории Московии. Однако современных пособий, в которых речь шла бы исключительно об истории Московской Руси, очень мало. Книга Л. А. Беляева — одна из попыток восполнить образовавшийся пробел.
Книга представляет собой исследование англо-афганских и русско-афганских отношений в конце XIX в. по афганскому источнику «Сирадж ат-таварих» – труду официального историографа Файз Мухаммада Катиба, написанному по распоряжению Хабибуллахана, эмира Афганистана в 1901–1919 гг. К исследованию привлекаются другие многочисленные исторические источники на русском, английском, французском и персидском языках. Книга адресована исследователям, научным и практическим работникам, занимающимся проблемами политических и культурных связей Афганистана с Англией и Россией в Новое время.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дмитрий Алексеевич Мачинский (1937–2012) – видный отечественный историк и археолог, многолетний сотрудник Эрмитажа, проникновенный толкователь русской истории и литературы. Вся его многогранная деятельность ученого подчинялась главной задаче – исследованию исторического контекста вычленения славянской общности, особенностей формирования этносоциума «русь» и процессов, приведших к образованию первого Русского государства. Полем его исследования были все наиболее яркие явления предыстории России, от майкопской культуры и памятников Хакасско-Минусинской котловины (IV–III тыс.
1968 год ознаменовался необычайным размахом протестов по всему западному миру. По охвату, накалу и последствиям все происходившее тогда можно уподобить мировой революции. Миллионные забастовки французских рабочих, радикализация университетской молодежи, протесты против войны во Вьетнаме, борьба за права меньшинств и социальную справедливость — эхо «долгого 68-го» продолжает резонировать с современностью даже пятьдесят лет спустя. Ричард Вайнен, историк и профессор Королевского колледжа в Лондоне, видит в этих событиях не обособленную веху, но целый исторический период, продлившийся с середины 1960-х до конца 1970-х годов.
В работе впервые в отечественной и зарубежной историографии проведена комплексная реконструкция режима военного плена, применяемого в России к подданным Оттоманской империи в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. На обширном материале, извлеченном из фондов 23 архивохранилищ бывшего СССР и около 400 источников, опубликованных в разное время в России, Беларуси, Болгарии, Великобритании, Германии, Румынии, США и Турции, воссозданы порядок и правила управления контингентом названных лиц, начиная с момента их пленения и заканчивая репатриацией или натурализацией. Книга адресована как специалистам-историкам, так и всем тем, кто интересуется событиями Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., вопросами военного плена и интернирования, а также прошлым российско-турецких отношений.
Автор — полковник, почетный сотрудник госбезопасности, в документальных очерках показывает роль А. Джангильдина, первых чекистов республики И. Т. Эльбе, И. А. Грушина, И. М. Кошелева, председателя ревтрибунала О. Дощанова и других в организации и деятельности Кустанайской ЧК. Используя архивные материалы, а также воспоминания участников, очевидцев описываемых событий, раскрывает ряд ранее не известных широкому читателю операций по борьбе с контрреволюцией, проведенных чекистами Кустаная в годы установления и упрочения Советской власти в этом крае. Адресуется массовому читателю и прежде всего молодежи.