Христианская философия брака - [41]
Уже один из предшественников святого Афанасия, святитель Дионисий Великий, епископ Александрийский († 264), в своем ответном послании к епископу Ливии Василиду (ок. 260 г.), составившем четыре древнейших отеческих канона, решает этот вопрос несколько иначе, чем он решался до сих пор. Из его послания ясно, что в его время не было церковного закона, запрещающего «нечистым» людям приходить в церковь и причащаться, и сам святой отец не считает себя вправе издать какое-либо правило, а предоставляет это совести каждого (правило 2, 3 и 4). Но лично он решительно против такого дозволения. Он ссылается на пример кровоточивой жены, прикоснувшейся лишь к краю одежды Спасителя[372], на слова Апостола Павла (1 Кор. 7, 6), советующего, но не повелевающего (ст. 6) супругам уклоняться друг от друга для молитвы, и высказывает уверенность, что душевная и телесная нечистота явится препятствием (???????????) для всякого входить во святая и во святая святых, то есть в храм и алтарь[373]. И уже Лаодикийский Собор (ок. 364 г.), запрещая мирянам входить в алтарь (правило 19), в особом правиле (44) запрещает это женщинам, делая это, по объяснению Зонары, ввиду особенностей женской природы[374]. Гораздо далее своих предшественников по кафедре идет ученик Афанасия Великого Тимофей Александрийский († 385). В своих ответах некоторым епископам и клирикам он считает известные физиологические явления у мужчин и женщин безусловным препятствием для причащения и крещения (Правила 5, 6, 7, 12, 13). Однако тот факт, что епископы обращались к нему с такими вопросами, показывает, что церковного закона об этом до него не существовало, а двенадцатое правило показывает, что александрийский епископ стоит в этом отношении не на обрядовой, еврейской, а на новой, чисто моральной почве, считая эти состояния нечистыми не сами по себе, а как показатели душевной нечистоты. Именно на вопрос, является ли нечистое сновидение препятствием к причащению, он отвечает, что является только тогда, когда у известного лица была похоть женщины (???????? ????????), а в противном случае на это нужно смотреть как на искушение от дьявола, желающего помешать причащению. И Вальсамон в толковании на это правило объясняет, что истечение семени только тогда является препятствием к причащению, когда оно явилось следствием помысла (????????), участия ума (????) в похоти и добровольного ей сочувствия (????????? ??? ?????????????), откуда и возникло нечистое представление (????????)[375].
Еще ярче исключительное греховное значение психического фактора в родовой жизни выступает в покаянном Номоканоне Иоанна Постника († 596).
Он считает осквернение во сне по страсти грехом и наказывает его однодневным отлучением, соединенным с обязательными благочестивыми упражнениями[376]. Но если такое осквернение произойдет в бодрственном состоянии, то наказание налагается в семь раз более продолжительное[377].
Отсюда ясно, что именно участие нашей воли и сознания в родовой жизни считается грехом. Это expressis verbis (без околичностей) признает и сам Постник, говоря непосредственно перед этим, что причина и основание для епитимий есть соучастие в страсти нашего разума[378].
В дальнейшей канонической литературе мы не находим чего-либо существенно нового в этом отношении, и позднейшие канонисты лишь развивали идеи, высказанные в IV—VI веках.
Номоканон четырнадцати титулов[379] лишь ссылается на старые правила. Никифор Исповедник († 818) своим пятнадцатым правилом дозволяет монахиням входить в алтарь[380]. Хартофилакс Петр (XI в.), решая вопрос о ночном осквернении священника и мирянина, говорит, что первый может служить литургию, а второй причащаться, если это было по искушению от дьявола, а если виноваты они сами вследствие многоядения и пьянства, то не могут[381]. Позднее, в XII и XIII веках, является новое течение в пользу большей строгости. Пятнадцатому правилу Никифора Исповедника придан был противоположный смысл, с каковым оно и читается в славянской Кормчей[382]. Явилось сомнение, можно ли входить в алтарь и монахам[383]. Явилось воззрение, что ночное осквернение делает человека нечистым и препятствует ему участвовать в богослужении само по себе, безотносительно к причине, от которой оно произошло.
Эти крайности вызвали реакцию. Знаменитый православный канонист Иоанн Зонара пишет обширное рассуждение в опровержение такого мнения[384]. Он напоминает, что не нужно быть слишком строгим, даже строже самих канонов, ибо старое правило гласит: «ничего слишком» (????? ????). Ссылаясь на Екклезиаста (3, 14), по которому к тому, что делает Бог, ничего нельзя прибавить, ни от него убавить, и на слова Апостола Павла, что и ангел не может изменить благовествования (Гал. 1, 8), он говорит, что нельзя изменять священных канонов, и затем, подробно изложив относящиеся к вопросу каноны святого Дионисия, святых Афанасия и Тимофея Александрийских, делает вывод, что они вовсе не считают греховным истечение семени «автоматическое», как явление вполне естественное, а считают греховным лишь соучастие (????????????) в этом нашей воли, через помышление и воображение (?????????), вызывающей это явление. Само же по себе истечение может быть и от болезни, например, от болезни почек, от каменной болезни, когда никто не считает его грехом. Правда, Василий Великий в сочинении о подвижничестве пишет, что приступать в нечистоте к Святым Тайнам — это такое дело, страшный суд за которое мы знаем и из Ветхого Завета, а если здесь большая Святыня, то здесь необходим и еще больший страх, чему нас учит Апостол, говоря:
