Христиан Вольф и философия в России - [9]

(LehrArt) или правилами написания (Schrieb-Art), а также почти буквально совпадающими с теми педагогическими предписаниями или методиками, которые он рекомендует для чтения своих сочинений и для изучения философии или мудрости вообще [см.: 4. Гл. 2—5, 15].

Философ-ученый выступает здесь в роли не столько Исследователя или Учителя, сколько преподавателя, типичного Gelehrter’a, стремящегося лишь к точному определению и последовательному изложению понятий, а читатель — в роли прилежного записывающего ученика, зубрилы или Studiosus a. Впрочем, в «Метафизике» и других работах Вольф прямо говорит, что для него не важно о каких истинах идет речь — найденных самостоятельно или обнаруженных другими и уже всем известных; свою задачу он видит не в открытии новых истин, а в прояснении тех, которые существуют уже давно, однако в смутной и беспорядочной форме и без основательных доказательств [4, § 34; 1. С. 5]. По сути дела, Вольф и его ученики занимались не разработкой самостоятельных метафизических учений, а написанием учебников по метафизике, созданием учебных программ по различным отраслям знания, составленных из ясных, отчетливых и определенным образом выстроенных понятий согласно их месту в иерархии метафизических и конкретных дисциплин.

Вольф в данном случае выступал как последовательный и убежденный просветитель, причем особенностью его деятельности было то, что решение задачи просвещения людей или человеческого рассудка он ставил в зависимость от просвещения или прояснения самой философии, от необходимости построения системы метафизики как школьного предмета или учебной дисциплины. И если при решении первой задачи он впадал в несколько наивную просветительскую иллюзию относительно возможности исправления и улучшения человека и общества посредством одного лишь умственного образования и нравственного воспитания, то относительно возможности решения задачи «просвещения метафизики» и ее превращения в строго доказательную и аподиктическую науку, и учебную дисциплину его иллюзии имели характер, который впоследствии Кант определит как состояние метафизической грезы или догматического сна.

Однако парадоксальная заслуга Вольфа состояла в том, что, поставив задачу построить универсальную систему метафизики, «возжечь» в ней свет науки и поставить на службу человечеству, он пришел к прямо противоположному результату. Ему не удалось «синтезировать», найти единство не только между содержательно-противоположными категориями своей философии (возможное и действительное, логически мыслимое и эмпирически данное, психическое и физическое, необходимое и случайное и т. п.), но и между ее методологическими принципами (закон противоречия и достаточного основания). Его заявления относительно ясности и отчетливости в понятиях и принципах, обоснованности и строгой доказательности связи между ними, его претензии на создание целостной и универсальной системы философского знания, построенной на основании единого и точного метода, во многом оказались не более чем декларацией о намерениях, выполненной крайне искусственным и внешним образом, с многочисленными огрехами и нестыковками как логического, так и содержательного порядка.

Более того, с присущей ему педантичной последовательностью и основательностью Вольф невольно и даже вопреки своему исходному замыслу прописал и обнаружил факт принципиальной невозможности создания такого рода рационалистической системы метафизики, удивительной несовместимости принципа ее формально-логического единства, непротиворечивости и строгой обоснованности всех ее понятий и ее притязаний на универсально-синтетическое объяснение и познание всего сущего. На самом деле решение этой задачи оказалось иллюзорным, поскольку достигалось только за счет догматически принятых постулатов о бытии Бога как высшего разума, творца действительного мира и «автора» предустановленной гармонии между миром и человеческой душой, т. е. на сверх- или вне-разумных основаниях, т. е. не только противоречащих принципам рационального мышления, данным науки и опыта, но по существу имеющих теологический характер, в силу чего под вопросом оказалась не только ее теоретическая и познавательная значимость, но и практическая, просветительская, образовательно-воспитательная функция.

К анализу этой фундаментальной противоречивости философии Вольфа мы вернемся в последующем изложении, однако именно эта противоречивость и позволила ему, вопреки своему замыслу и сознательному намерению, зафиксировать в качестве предмета, проблемного поля некоторую фундаментальную ситуацию, не разрешимую в рамках всей традиционной метафизики и философии вообще. Этим он и обозначил русло исследовательских поисков, в которых двигалась последующая философская мысль, причем не только в Германии и не только в форме борьбы между сторонниками и противниками вольфианской метафизики, но и в других европейских странах и в составе иных философских традиций и направлений.

§ 2. ОБЩАЯ СТРУКТУРА ВОЛЬФОВСКОЙ ФИЛОСОФИИ

Согласно собственным указаниям Вольфа, знакомство с его философией целесообразно начинать с рассмотрения ее общей схемы, поскольку, как уже отмечалось, именно систематику, последовательность и порядок расположения всех частей и понятий он ставил во главу угла своей философии. Он постоянно подчеркивает, что его работы «нужно читать целиком, если их хотят понять», так как в них все упорядочено, каждое последующее связано с предшествующим, одно существует ради другого и связано друг с другом, аналогично частям человеческого тела [4, § 49, 78, 223; 1, § 368—370].