Хрестоматия по патопсихологии - [67]
Ее речь чрезвычайно напоминает то, что наблюдал Миньковский в одном случае старческого слабоумия. Временные отношения почти совершенно заступают место пространственных; даже конфабуляции его пациента, как и нашей больной, протекают исключительно и единственно во времени. Больная как бы живет совершенно вне реального пространства; во всяком случае, ее речевое мышление целиком и полностью не пространственное, а подчинено исключительно временным структурным отношениям. Как говорит Миньковский: «Здесь и там лежат для нее, так сказать, ни в одной и той же временной плоскости, как в нормальном мышлении». Мы склонны видеть в этом выражении то основное речевое расстройство, которое мы обозначили выше как утрату предметной отнесенности слова. При этом слово и словесное мышление неизбежно должны стать внепространственными и обнаруживать только присущие им автономные временные связи.
Внепредметность слова отчетливо выступает в ответах 3. на функциональные вопросы: Э.: «Для чего часы?» - И.: «Так много часов вовсе и не нужно». - Э.: «Для чего стол?» - И.: «Один стол - это слишком мало». Эти ответы идут не по линии реальных функций предметов, а по каким-то боковым линиям, определяемым автономным течением реки.
Больная З. при всей противоположности ее основного речевого расстройства сравнительно с К. обнаруживает в такой же мере полную неосознанность слова (его формы и его значения), полную невозможность произвольного употребления слов. Этим, по-видимому, объясняется то, что в ее речи сливаются языки - русский и немецкий, что она их не дифференцирует и отвечает по-немецки независимо от того, с кем она говорит, и не замечая, понимают ее или нет. Ее речь сохранила в основном только свою экспрессивную функцию, но не сигнификативную. Она не выражает ничего объективного, но только выражает субъективные аффективные состояния. Ей доступны только выражения, но не описания и суждения.
Если вспомнить те три основные черты, которыми мы охарактеризовали выше речевые расстройства К., и сравнить в этом отношении обоих больных, можно сказать, что речь 3. в такой же мере не осознана и непроизвольна, как и у К.: она в такой же мере гиперструктурная, как и у него, но только характер ее структуры не только иной, чем у К., но даже представляется обратным по отношению к нему, как бы полярно противоположным. Это объясняется тем, что распад речи в обоих случаях проходит по одной и той же оси, но в противоположных направлениях: речь К. характеризуется утратой всякой самостоятельности словесного значения и исключительным господством в речи предметной отнесенности слова; речь З. характеризуется полной утратой предметной отнесенности слова и автоматизацией словесных значений, оторванных от действительности. Это особенно отчетливо выступает при сравнении обоих больных в опытах со счетом: К. связан в счете целиком и полностью пространственным расположением, пространственной структурой пересчитываемых предметов; З. на предложение пересчитать пальцы быстро пересчитывает их, но не ограничивается этим, начинает указывать любые точки на своей руке, отрывается от пересчитываемых предметов и заявляет, что пальцев у нее бесчисленно много. Счет пальцев она подменяет автономным воспроизведением числового ряда. Счет К. целиком подчинен пространственным структурам; счет З. - временным. Поэтому оба они не умеют по-настоящему считать. Счет К. страдает из-за того, что он рабски связан предметами и их пространственным расположением, от которого он не может оторваться. Счет З. страдает из-за того, что он совершенно оторван от предмета как не пространственный словесный ряд, который так же рабски связывает больную, как предметный ряд и его структура связывают. Поэтому она также не может останавливаться на 5 при подсчитывании пальцев, но продолжает считать до бесконечности, вертясь по кругу, когда пересчитываемые предметы имеют пространственное расположение в форме круга.
3. К АНАЛИЗУ ДИНАМИКИ АФФЕКТИВНЫХ СИСТЕМ И СОПОСТАВЛЕНИЯ БОЛЬНЫХ
На фоне такого распада речи имеется круг вопросов, на которые больная упорно дает одни и те же адекватные ответы. Так, она всегда настаивает на том, что она не курит, не болела сифилисом, что отец ее высокий, что жениха у нее нет и т. д. Это все вопросы, затрагивающие ту сферу, в которой больная живет, - сферу семьи, аффективного исполнения ее желаний. Об остальном она может говорить все, что угодно, и со всем соглашается. Для больной почти отсутствует реальность: имеется лишь известная регистрация внешних моментов окружающего поля, но полная отделенность от него - уход в свою остаточную эффективную сферу жизни. Реальность во всей ее полноте не воспринимается, она сталкивается с ней лишь эпизодически, - когда она ест, говорит с людьми, - но и во всех этих случаях она как бы втягивает эти моменты реальности в свою ирреальную сферу, - продолжает говорить о ребеночке, который у нее родился, и не дифференцирует прошлого от настоящего. Отсюда ясно вытекает, с одной стороны, ее независимость от поля, так как оно не имеет для нее никакой конкретной насыщенности и никакого значения (она потому может одинаково ругаться с любым человеком), а с другой стороны, при реальном практическом столкновении с полем: когда ей нужно действовать в нем, писать, рисовать и т. д., то из-за полного отсутствия оценки и разумного понимания окружающего она чрезвычайно связывается с ним (еще более, чем К.). В этих ситуациях выступает у З. патологически измененное отношение эффективных побуждений к А.С.; каждая вещь повелительно диктует, что с ней сделать; спичка требует, чтобы ее зажгли, независимо от данной задачи; ручка, чтобы ею писали, и т. д. Поэтому особенностью ее связи с полем являются случайность, хаотичность А.С. и, что нам кажется особенно существенным, почти полное отсутствие адекватных внутрипсихических систем и в связи с этим полная предоставленность внешнему полю. Отсутствие возвращения к начатому действию, необычайная широта Ersetzung (то, что все - всем замещается) показывают, что аффективные зарядки в отношении к реальности почти не возникают и что свойства материала (аффективных систем) отличаются чрезвычайной текучестью, что поэтому отсутствуют внутрисистемные границы. Здесь уже не имеет смысла даже говорить о недифференцированности, потому что нечего дифференцировать.
В монографии представлены исследования по актуальным проблемам психологии личности, намечены возможные пути изучения нарушений мотивационной сферы, проанализированы некоторые особенности психической деятельности, рассмотрена роль биологического фактора в формировании патологических черт характера, подчеркнуто и проиллюстрировано значение психологических исследований личности для медицины, педагогики, воспитания. Рассчитана на психологов, социологов, психиатров, педагогов, юристов.
Пятое издание главной книги Л. С. Выготского (1896–1934) принесшей ему посмертную мировую славу, воспроизводит первое (1934) издание. Восстановлены купюры, сделанные во втором (1956) и третьем (1982) изданиях, исправлены некоторые опечатки и неточности четвертого (1996) издания, возвращено первоначальное единство авторского замысла и стиля.
Книга классиков современной психологии Л. С. Выготского и А. Р. Лурия раскрывает основные положения теории культурно-исторического развития психики. С привлечением широкого материала из областей сравнительной психологии, этнопсихологии и генетической психологии авторы в яркой форме обсуждают три различных пути развития, из которых складывается история поведения человека.Для психологов и всех интересующихся проблемами человекознания.http://fb2.traumlibrary.net.
2-е издание книги представляет собой изложение основных разделов курса «Патопсихология», читаемого автором на факультете психологии Московского государственного университета. В нее вошли некоторые новые и заново переработанные разделы курса.В учебнике на основе большого фактического материала, полученного автором, сотрудниками психологического факультета МГУ и другими отечественными патопсихологами, излагаются важнейшие теоретические и прикладные проблемы патопсихологии, проведен критический анализ положений зарубежной психологии.
Книга выдающегося советского ученого Л. С. Выготского «Психология искусства» вышла первым изданием в 1965 г., вторым – в 1968 г. и завоевала всеобщее признание. В ней автор резюмирует свои работы 1915-1922 годов и вместе с тем готовит те новые психологические идеи, которые составили главный вклад Выготского в науку. «Психология искусства» является одной из фундаментальных работ, характеризующих развитие советской теории и искусства.Книга рассчитана на специалистов – эстетиков, психологов, искусствоведов, а также на широкий круг читателей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга, которая лежит перед вами, познакомит с историей гипноза, тайнами сознания и подсознания, видами внушения, методикой погружения в гипноз, углубления гипнотического состояния и выхода из транса.
Книга является первым в России историческим очерком трансперсонального проекта в российской культуре. Авторы книги, доктор психологических наук, профессор Владимир Козлов и кандидат философских наук Владимир Майков, проанализировали эволюцию трансперсональной идеи в контексте истории психологии, философии, антропологии и духовных традиций.Во втором томе исследуется русская трансперсональная традиция и выявляются общие характерные особенности трансперсональной парадигмы в России и трансперсонального мировоззрения нашего народа и великих российских мыслителей.
Осознаваемое сновидение есть сновидение, в котором спящий во время сна осознает, что видит сон. В таком сновидении спящий, достигая полной ясности сознания, с абсолютной уверенностью понимает, что все зримое и ощущаемое — сон, и эта необычная убежденность дает такой уровень свободы и личной силы, который недостижим в обычном сне. Эта книга уже является классическим произведением в области изучения сновидений и, наверное, еще долго будет оставаться одним из главных руководств для тех, кто следует по пути самопознания.
Жизнь – это наша марафонская дистанция. Если терять силы на стрессах и неприятностях, то едва ли мы доживем до достойного финиша. Успешный человек отличается от неуспешного не тем, что не падает, а тем, что умеет подниматься. Мудрый от обывателя отличается не тем, что не реагирует на стрессы и неприятности, а тем, что эта реакция скорее философская, чем злобная или страдальческая. Страхи, трудные люди, обиды, неуверенность, потери были и будут всегда. Вопрос только в том, управляют они нами или мы учимся управлять ими.Эта книга о том, как приобрести эти бесценные навыки.
Название этой книги говорит само за себя — «Как стать успешной стервой, которой все завидуют». Замечали ли вы, что «серую мышку» никто никогда стервой не назовет? А если женщина, наоборот, активно борется за «место под солнцем» и за свой «кусочек счастья» — пожалуйста, готов ярлык: стерва. Может быть, это слово имеет позитивный смысл?Автор полагает, что это безусловно так. Ведь основные черты характера стервы — самостоятельность, прагматичность, высокая адаптивность и беспощадность к себе. Стерва принимает важные решения сама, не перекладывая ответственность на чужие плечи.
Тебе не позволяли хотеть самому? Ты все время жил чужой волей, и поэтому ты сейчас уже не хочешь ничего? Ты разучился хотеть? Боишься выбирать и тебе уже проще жить, как все, и тихо все это ненавидеть?.. Но есть другое предложение: начинать жить снова, потому что сегодня – это не жизнь, а жить все равно хочется, и жизнь стоит того, чтобы ее прожить полной грудью, со всей скоростью! Начинается такая жизнь непросто. Она начинается с детства, а детство – с игры в «Хочу» и «Не хочу». И протестов против того, что «Надо».Эта книга о том, как научиться видеть завтра и сделать свою жизнь радостной!