Хрен знат - [53]

- Зверь машина! - сказал Петро, подгребая лопатой щебенку с обочины. - Здравствуйте вам! Дрова, что ли привезли? А где выгрузка? Или в цене не сошлись? А то б мы с Василем...

- Действительно, - спохватилось начальство, выключая виброплиту, - что-то мы увлеклись! Ты слышал, Мансур Зарипович? Нас уже критикуют!

- Так куда высыпать, Юрий Иванович?

- Постарайся ближе к калитке. Людям ведь, вручную таскать.

Поленья были крупными и тяжелыми, как кирпичи. На изгиб левой руки помещалось четыре штуки, но даже с таким весом мне было трудно вставать на ноги. Больше всех поднимал тракторист. Был он худым, жилистым и таким длинноруким, что трелевал охапки, доходившие ему чуть ли ни до уровня глаз. В работу включились все: и Петро, и дядя Вася Культя и старший Филонов. Он даже разделся до пояса, настолько вспотел. Подтянулись соседи: дядя Коля Митрохин - ездовый из Семсовхоза и Толик Корытько - младший сын деда Кугука.

Когда куча уменьшилась примерно на четверть, Юрий Иванович отозвал в сторону деда и начал прощаться.

- Такое дело, Степан Александрович, - сказал он, надевая рубаху на потное тело, - собираюсь я между складами асфальт положить. Расстояние там небольшое, дорожный каток не развернется. Нельзя ли у вас позычить электротрамбовку? В аренду оформить, или еще как-нибудь? Деньгами никак не смогу, нету такой статьи, да и бухгалтер не разрешит. Только дровами, или углем.

Дед, естественно, согласился, да и я был не против. Обычный поход в кино с взбалмошной девчонкой, принес небывалые дивиденды.

К концу обеденного перерыва, количество игроков в нашей команде уменьшилось еще на две единицы. По своим смоляным делам, ушли дядя Вася с Петром, а дров как будто и не убавилось.

Бабушка собиралась помочь, но за ней прислали от Раздабариных: принять на кухне дела, посчитать, сколько чего надо купить, чтобы готовить поминальный обед. Мы с дедом совсем приуныли.

- Придется нам, Сашка, завтра вдвоем ехать на огород, - сказал он, когда, в очередной раз, все сели перекурить. - Надо управиться до похорон, чтобы успеть проводить по-соседски.

- Тут Ваньку Погребняка завтра выписывают из больницы, - подхватил эту мрачную тему дядька Колька Митрохин, - надо понимать, безнадежен. Отъездился мой сосед. А ну, навались, мужики! Тут всего-то два раза по столько, и еще половина столько! Главное, что мы живы, а работа для всех найдется...

Когда через час пришла бабушка, я уже не стоял на ногах. Зато наша поленница увеличилась больше чем втрое.

Обежали в ужин. Дед вслух размышлял, куда лучше складировать уголь, я клевал носом и все порывался нырнуть в постель, а бабушка меня тормошила, мол, потерпи: если уснуть до захода солнца, утром будет болеть голова. Еще днем я планировал в спокойной обстановке поразмышлять о своих перспективах, да только куда там! Ушел, как только щека прикоснулась к подушке.

Мне снилась моя левая ладонь. Была она в язвах и волдырях. Я выбрал один из них, самый маленький, и попробовал выдавить. Из ранки податливо вышла какая-то белая масса, толстая, как карандаш. Я давил ее, и давил, а она все никак не хотела заканчиваться, хоть вышло уже метра, наверное, два. Ладонь горела, а я с ужасом думал о том, что же останется от меня, если в каждой из этих язв, такое же количество гноя.

Утром ладонь саднила. Наверное, во сне я слишком сильно ее давил. Проснулся от голосов. Мои старики солнце встречали, как гостя: с почетом и на ногах. Позавтракали все вместе. Потом разошлись по своим делам: бабушка готовить поминальный обед, а мы с дедом - на полевые работы. Тяпки были отбиты до остроты лезвия и укутаны в мешковину, а их деревянные ручки привязаны к раме. На руле - кирзовая сумка с водой и символическим перекусом.

- Садись, - сказал дед, выводя велосипед на дорогу, и хлопнул ладонью по раме, - так будет быстрей. Только руль в свою сторону не тяни!

Он разогнался, выпрямился в седле, убрал левую руку и я, на ходу, скользнул на штатное место.

Давненько мы с ним не катались на одном велике! Последний раз это было лет восемь назад. Совсем еще несмышленышем, я перешел дорогу похоронной процессии, когда она проезжала мимо нашего дома. Что бы там не рассказывали атеисты, но после того случая, на моей шее стала расти шишка. Она не болела, не мешала дышать. Просто росла и все. Естественно, меня показали врачу, тот прописал трехмесячный курс уколов, и трижды в неделю дед сажал меня на эту самую раму и отвозил в кабинет Зинаиды Петровны. Так звали суровую тетку, коловшую мою задницу.

В первый раз было страшно. Особенно убивало тревожное томление в очереди. Одних только детишек там всегда собиралось не меньше десятка. Многие из них плакали, нагнетая и без того мрачную атмосферу. Укол был болючим, и дед это знал. Что только ни привязывал он к велосипедной раме! Вплоть до подушки "думочки". Это помогало, но мало. Каждый камешек на дороге, каждая выбоина, попавшая под переднее колесо, отдавалась во мне нестерпимым приступом боли. Добрую треть обратной дороги мы проходили пешком.

Как потом оказалось, все эти муки я претерпел зря. Медицина не помогла, и меня отвели к Пимовне. Там обошлось без уколов. Лечение осложнялось только тем, что я был некрещеным. Поэтому главная роль отводилась моей бабушке, а именно: ходить в церковь и заказывать молебны за упокой человека, дорогу которому, я перешел последним.