Хрен С Горы - [115]

От Ванимуя и прочих мархонских уважаемых мужей, с коими тот меня за последние три месяца познакомил, я узнал множество подробностей насчёт ракушек тонопу — самые подходящие места для сбора; время суток, когда их лучше всего видно; оптимальная для ныряния погода; обряды, позволяющие максимально задобрить духов добрых и отпугнуть их злых коллег. Для меня, впрочем, главное было то, что именно эти небольшие и, в общем-то, невидные оболочки моллюсков служили единственным предметом туземного экспорта.

Собирают же их на мелководьях в Хонском заливе и вдоль берегов Пеу. Участвует в их сборе в первую очередь население прибрежных селений, но к ним присоединялось немало народу из глубины западных областей — в основном имеющих родственников и друзей на берегу.

Счёт добываемых тонопу шёл на тысячи связок по сто ракушек в каждой. Туземцы довольно широко их меняли на разные предметы. Причём котировались те не очень высоко — куда ниже ярких птичьих перьев или окрашенных камней. Ну, это пока вохейцы не стали проявлять интерес — теперь-то обменные курсы сильно выросли в пользу тонопу. Но всё равно ценность одной-единственной ракушки была весьма невелика.

Вот я и сказал Ванимую, который как-то само собой оказался в моём ближнем кругу вместе с Длинным, Гоку и Тагором, о намерении выяснить количество подотчётного населения, собрав с каждого взрослого жителя Хона и Вэя по одной раковине. Тот, подумав немного, припомнил несколько прецедентов из легендарной истории разных племён Пеку — в тех случаях, правда, использовались то засушенные до каменного состояния ягоды, то клубни семенного баки. В общем, вердикт моего советника по связям с местной общественностью был положительный. Оставалось только обдумать процедуру: сроки переписи, ответственных лиц и прочее. Выплыл, в том числе и вопрос — считать или нет женщин.

Ванимуй и подключившие к обсуждению «макаки» несколько удивились самой постановке вопроса: испокон веков, коль кому приходило в голову считать население деревни или области (хотя опять же, зачем их считать — вот отряд воинов или занятых какой-нибудь работой — другое дело), то женщины обычно вообще не учитывались. В итоге сошлись на том, что учёт прекрасной половины хонского и вэйского общества произведём менее ценными розовыми или коричневыми ракушками. Так сказать, белые ракушки — для «белых людей», т. е. для папуасских мужиков.

Потом ещё чуть ли не целый месяц ушёл на инструктаж деревенских вождей и старост районов Мар-Хона насчёт грядущего учёта населения. Для чего пришлось самолично обойти все свои владения с отрядом «макак». Ну, а поскольку никто из местных боссов не был обязан помогать мне в этой переписи, то пришлось потратить немало красноречия и придумать в процессе убеждения убедительную причину, почему каждый взрослый гане и даре в независимости от пола должен принести ракушку. Причину, как обычно, взял мистическо-магическую: дескать, было мне откровение (а что — дело привычное): все жители Хона и Вэя должны принести по одной раковине тонопу, а Сонаваралинга со всеми ними совершит в святилище Тобу-Нокоре обряд, который всей земле и каждому из принёсших прибавит процветания и богатства. Дабы избежать хитростей с подсовыванием от одного лица нескольких раковин или, наоборот — уклонением несознательных и жадных граждан и гражданок, я везде говорил, что обряд будет иметь силу только в том случае, если каждый внесёт именно одну раковину — не больше и не меньше. Произнесённая в разных вариациях речь к концу турне по деревням Хона и Вэя просто отскакивала от зубов, народ проникался важностью предстоящего мероприятия. Так что в итоге я поддался всеобщему настроению и принялся сочинять сценарий грядущего своего чародейства.

* * *

— Сонаваралингатаки — протараторил на одном дыхании регой из отряда Ванимиуя — Там к тебе пришёл светлокожий чужак.

— Скажи Тунаки, чтобы подождал — несколько недовольно велел я. Что там нужно Сектанту, неужели не может самостоятельно разобраться со своими плотницкими нуждами?

— Это другой чужак. Молодой.

Не понял… Баклан, что ли, нарисовался…

— Хорошо — скажи, что может заходить.

Ага, точно, он самый собственной персоной — всё такой же приблатнённый видок, держится бодрячком, от полученного под Тенуком ранения, похоже, полностью оправился.

Короткий обмен приветствиями — как хорошо, что молодой вохеец тоже с удовольствием обходится без этих папуасских церемоний, которым позавидовали бы сами китайцы.

И, сюрприз… С максимально важным и горделивым видом, который способен принять недавний крестьянин, Баклан протягивает мне свёрток, сопровождая его словами: «Солнцеликая и Духами Хранимая тэми Раминаганива велела передать это пану олени Сонаваралинге».

Стараясь соблюдать официальное выражение лица, я взял в руки туго скрученный в трубочку кусок сонайского тростника. Надеюсь, присутствующие не настолько разбираются в физиогномике, чтобы прочитать на роже «пана оленя» невысказанный вопрос: «Что это за хрень?»

Я неторопливо отложил свиток в сторону, и начал расспрашивать Баклана насчёт его жизни в столице, да как там наши.