Хребет Скалистый - [23]

Сомов подвинул к себе поближе электрический вентилятор, нацепил на нос какие-то неуклюжие старомодные очки и положил перед собой лист бумаги и карандаш. Он был во всеоружии.

— Прежде всего — о Нижнике, — заговорил Решетняк.

…В первых числах апреля Ваньку Каина освободили из исправительного лагеря на Дальнем Востоке, и, нигде не задерживаясь, он проследовал прямо в Краснодар.

В апреле же в Краснодаре он уже получил паспорт.

"Принеслось золотце! — ворчал начальник второго городского отделения милиции Зуев, подписывая Нижнику паспорт. — Вот уж поистине — "К нашему берегу что ни прибьется — либо навоз, либо щепки"!" Отделение находилось рядом с крупнейшим городским базаром. На этом базаре, на прилегающих к нему улицах, чаще, чем где бы то ни было в городе, случались всякие неприятные происшествия. То у кого-нибудь карман очистят, то снимут белье с веревки, то, наконец, просто поднимут драку.

Накануне начальник отделения подписал целую пачку паспортов людям, прибывшим по амнистии. Он знал, что многие из них навсегда утратили вкус к легкой наживе и займутся честным трудом, но найдутся и такие, что пойдут по прежнему пути.

А тут на вот тебе — Ванька Каин. Он-то сам долго не попадется, а всю эту мелочь организует, подучит, направит.

Начальник отделения поручил своему заместителю по уголовному розыску установить за Нижником наблюдение.

Но Нижник вел себя образцово. Он продал кое-какие вещи и на это жил. Помогала ему его старая зазноба Любовь Воронова, известная под кличкой Любка-Богомолка. В прошлом она занималась скупкой и перепродажей краденого, но потом остепенилась и стала работать на трикотажной фабрике.

Очевидно, взялся за ум и Ванька Каин. Он, правда, на работу не устраивался, но стало известно, что Ванька собирается уехать туда, где его никто не знает, где никто не станет попрекать его прошлым. Среди раскаявшихся воров такое случалось не раз, и работники отделения милиции твердо уверовали в перерождение Нижника.

А он тем временем жил какой-то скрытой жизнью. Продавал на базаре старые, дырявые брюки. Любивший раньше пускать пыль в глаза, сейчас курил самые дешевые папиросы, не пил, ходил в потрепанных сапогах и вылинявшей рубахе. Отступив от неписаных «блатных» правил, копил и копил деньги…

Рассказ Решетняка прервал телефонный звонок. Звонил дежурный. Только что в управление милиции явилась Любка-Богомолка. Она заявляла, что возвратилась из Ростова, услышав о смерти Нижника.

Значит, весть об убийстве Ваньки Каина уже разнеслась.

— Пришлите ко мне в кабинет, — распорядился Решетняк.

Милиционер ввел в кабинет зареванную молодую женщину с грязной, нечесанной головой и некрасивыми желтоватыми глазами.

"Посмотрела бы Валентина Кваша, на кого променял ее Ванька Каин!" невольно подумал Решетняк.

— Сама явилась? — насмешливо спросил Сомов. — Поумнела?

— А што жи, — хлюпнула Любка, — ще на меня подозрение падет.

Посмотрев на Решетняка, продолжавшего молча, в упор разглядывать Любку, Сомов стал спрашивать:

— Так, говоришь, из Ростова?

— Слезла в Ростове, как узнала про Цыгана.

— А куда путь держала?

— В Москву. Иван послал.

— Зачем?

Любка замялась и еще быстрее задергала носом. Сейчас она очень напоминала принюхивающуюся к чему-то толстую крысу.

— Смелей, смелей, — сказал Сомов. — Зачем?

— Цыган послал, чтобы его дожидалась.

— А Ванька Каин на «дело» собирался? Видя, что она снова тянет с ответом, Сомов чуть поднял голос:

— Быстро отвечать. Какое дело?

— Не знаю, — заревела Любка, размазывая по лицу короткопалыми руками слезы. — Вот ей-богу, не знаю! Большое какое-то дело. А какое, не знаю.

— Кто убил Нижника? — громко спросил Решетняк. Любка заревела еще громче.

— Увести в камеру, — бросил Решетняк конвоиру.

— За что в камеру? — заверещала Любка, мгновенно перейдя от слез к крику.

— Нет такого права! Прокурорскую санкцию давай. За что…

— Тихо! — хлопнул ладонью по столу Решетняк. — Ишь, какой юрист выискался! Санкцию! Через два часа в камере предъявят тебе санкцию.

— Не даст прокурор санкции, — продолжала верещать Любка, — отвечать будете. За что сажаете?

— За что? За соучастие в подготовке к убийству. Это видишь?

Он показал ей обрывок записки Нижника, в которой Ванька Каин писал, что замышляет убить Валентину, когда узнает от нее то, что ему нужно.

— Это Цыган, — еще пуще заорала Любка, — а я при чем? Я за Цыгана не ответчица! Я сама пришла!

— Вот и хорошо, что сама пришла. Расскажешь нам и о «деле», что замыслил твой любезный.

Протянув конвоиру уже заготовленный бланк постановления о задержании, Решетняк повторил:

— В камеру.

Когда дверь за уведенной Любкой закрылась, Решетняк спросил:

— Как вы думаете, Степан Степанович, знала она, что за «дело» затевал Нижник?

— Нет, — ответил Сомов, — Каин знал, что она глупа и болтлива. Вряд ли он доверил бы ей. Потом, он всегда действовал в одиночку. Он и о планах насчет Кваши сказал ей потому, что боялся, как бы она в припадке ревности не начала болтать лишнее. Нет, не знала.

— И я думаю, что не знала, — согласился Решетняк. — Хорошо, едем дальше. Он снова придвинул к себе папку с делом. — Через несколько дней после приезда Нижник знакомится с Валентиной Квашей.