Храпешко - [49]
Вдруг за покрытой мхом мягкой и шершавой стеной, которую он чувствовал вокруг себя и которая отделяла его от неизвестного, послышался стук.
Тук… Тук… Тук…
Храпешко затаил дыхание. Снаружи было темно и было темно внутри.
Но стук повторился.
Тук… Тук… Тук…
Неизвестно зачем Храпешко ответил:
Тук… Тук… Тук…
Стук снаружи тоже ответил:
— Я знал, что деревья дышат. Я знал, — шепотом сказал голосок снаружи, и Храпешко узнал голос ребенка. Сердце сильно забилось, у него перехватило дыхание.
— Кто там внутри?
Храпешко собрался с силами и сказал очень тихим голосом:
— Я волшебное дерево, которое умеет говорить и делает добрые дела, — сказал Храпешко.
— Как тебя зовут? — спросил ребенок.
— Дуб. А тебя?
— Храпешко.
Так сказал ребенок.
У Храпешко перехватило дыхание. Он не мог вздохнуть, его душили слезы. Он думал, что сейчас потеряет сознание.
— Слушай, Храпешко… нехорошо ты поступаешь. Ты должен слушаться своей матери.
— Но мне нравится пить вино.
— Вино мутит твой разум.
— Но я хочу играть в саду и в винограднике… а откуда ты все это знаешь?
— Но я ведь волшебник.
— А… да.
— Слушай, Храпешко, — сказал Храпешко, изо всех сил стараясь не расплакаться, — я умею предсказывать будущее.
— Да?
— Да.
— И?
— И я думаю, что ты станешь очень известным человеком, можно сказать, даже знаменитым, у тебя будет много радости и счастья… но…
— Но что?
— Но, когда вырастешь, приедет один неизвестный человек и захочет взять тебя с собой. Будет предлагать тебе богатство и славу. Деньги. Предложит тебе спасение.
— Вот здорово!
— Не езди с ним… — прошипел Храпешко сквозь зубы.
— Почему..?
— Не езди… — повторял Храпешко сквозь слезы, — потому что получишь много…
— О, как хорошо…
— …а потеряешь все… не езди… не езди… никогда… не смей уезжать…
Потом опять все стемнело.
68
Последние дни чужих жизней Храпешко провел в неподвижности, он ничего не ел и не пил, лежал на вытертом кресле, накрывшись по плечи одеялом; на носу у него висели очки со стеклами разного цвета, на ногах были тапочки. Все вокруг него окрашено сепией: все напоминает о какой-то давно забытой мысли. Ничто не движется, если только кто-то подойдет поближе, то сможет увидеть, что у него подрагивают ресницы. А за этими ресницами размышляющие глаза, скрытые толстым бельмом, потонувшие в глубокой стеклянной слепоте.
Храпешко не дышит. Или все еще дышит? Или, если даже он и дышит, он делает это крайне осторожно, стараясь не разбудить затопившие его воспоминания. Сквозь открытое окно глядят стеклянные окна нового здания. Стеклянные здания — неважно, какого города. От зданий поднимается пар. Зима. Храпешко холодно, в его комнате смердит, весь дом смердит, по его ногам иногда бегают мыши.
Храпешко умирает, как он того заслужил.
Одинокий, полный мышиным пометом, с остекленевшими от слепоты глазами, со стеклянными зданиями, виднеющимися вдалеке через полуоткрытое окно. Вокруг него лежат стеклянные предметы. На полу бесчисленные осколки битого стекла. По подоконнику ходит голубь.
Вдруг дверь в его комнату открывается.
В последнее время он ее вообще не то что не запирает, но даже не прикрывает. Он настолько одинок, что был бы рад, если бы в комнату залез вор и во время кражи, если он найдет, что украсть, поговорил с ним.
Дверь открывается, но Храпешко ничего не видит. Он и не смотрит. Оба глаза у него закрыты. Может быть, навсегда. Он слышит шаги. Кто-то садится напротив него. Кто-то дышит.
Сначала Храпешко ничего не спрашивает. Он молчит.
— Гулабия?
Никто не отвечает.
— Мандалина?
Опять никто не отвечает.
Вдруг ему приходит в голову счастливая мысль, что, может быть, это какие-нибудь известные финансисты, которые приехали, чтобы предложить ему работу в какой-нибудь фирме. Возможно, американцы? Чтобы он дал им совет по искусству стекла. Возможно, однако, что это друзья, с которыми нужно ехать в Египет или Китай. Может быть, опять в Индию?
Вдруг кто-то встает и подходит к нему.
Храпешко становится страшно. Первый раз в жизни он боится так же, как боялся, что у него может не получиться небьющееся стекло, тогда, в Бейкозе. Может быть, так же, как когда-то давно боялся, когда поехал в неизвестный мир высоких снежных гор.
Сердце начало прыгать и стучать все сильнее.
Вдруг на его руки со сплетенными пальцами, которые он держал на коленях, опустилась чужая рука. Нежная. Мягкая. Молодая. Этой руке не больше двадцати лет… пожалуй, что и меньше.
Конечно, это кто-то знакомый, сказал он сам себе и улыбнулся краем губ. Затем он услышал мужской голос:
— Отец! Я пришел, чтобы забрать тебя домой.
Так сказал Бридан.
Эпилог
Если бы был жив старик, который рекомендовал Жоржу показать Храпешко мир, сейчас ему было бы, наверное, двести лет. Но независимо от лет, одним зимним февральским утром он мог бы увидеть там, внизу, среди обширных виноградников, как мало-помалу сквозь них продвигается темная тень. Вардар парит, как всегда в холодные зимы.
Чем ближе подходит эта тень к винограднику, тем яснее становится, что это человек. Он в высоких сапогах до колен, на плечах у него толстое темное пальто. Одной рукой он опирается на палку, а другой, вытянутой перед собой, нащупывает путь. Дойдя до первых виноградных доз, он отставляет палку в сторону и начинает обеими руками ощупывать виноградные лозы. Взгляд его устремлен в небо. Он слеп.
«Сказки из Волшебного Леса: Семейство Бабы-яги» — вторая повесть-сказка из этой серии. Маша и Марис знакомятся с Яголей, маленькой Бабой-ягой. В Волшебном Лесу для неё строят домик, но она заболела колдовством и использует дневник прабабушки. Тридцать ягишн прилетают на ступах, поселяются в заброшенной деревне, где обитает Змей Горыныч. Почему полицейский на рассвете убежал со всех ног из Ягиноступино? Как появляются терема на курьих ножках? Что за Котовасия? Откуда Бес Кешка в посёлке Заозёрье?
Проблематика в обозначении времени вынесена в заглавие-парадокс. Это необычное использование словосочетания — день не тянется, он вобрал в себя целых 10 лет, за день с героем успевают произойти самые насыщенные события, несмотря на их кажущуюся обыденность. Атрибутика несвободы — лишь в окружающих преградах (колючая проволока, камеры, плац), на самом же деле — герой Николай свободен (в мыслях, погружениях в иллюзорный мир). Мысли — самый первый и самый главный рычаг в достижении цели!
В данной работе изложен нетрадиционный взгляд на терроризм как мировую проблему. Действительно определены, установлены сущность, смысл и причина террора. Введено новое понятие «государственный терроризм» и показано, что во всех странах мира, сегодня, существует «государственный терроризм», а главной опасностью для человека и человечества в целом является сам человек.
Этот сборник рассказов понравится тем, кто развлекает себя в дороге, придумывая истории про случайных попутчиков. Здесь эти истории записаны аккуратно и тщательно. Но кажется, герои к такой документалистике не были готовы — никто не успел припрятать свои странности и выглядеть солидно и понятно. Фрагменты жизни совершенно разных людей мелькают как населенные пункты за окном. Может быть, на одной из станций вы увидите и себя.
Прошлое всегда преследует нас, хотим мы этого или нет, бывает, когда-то давно мы совершили такое, что не хочется вспоминать, но все с легкостью оживает в нашей памяти, стоит только вернуться туда, где все произошло, и тогда другое — выхода нет, как встретиться лицом к лицу с неизбежным.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Водная пирамида» — роман автобиографический, бытовой, одновременно — роман философский и исторический, открывающий широкую картину балканской жизни. Центральный герой романа, Отец — беженец, эмигрант, который ищет пристанище для себя и своей семьи. По-балкански неспешно автор расплетает перед читателем «запутанные и частенько оборванные нити судеб» в поисках выхода из «балканского лабиринта».
Действие романа происходит на пороге двадцать первого столетия, в преддверии новой эры, когда у людей создается впечатление, что время спотыкается об этот порог, оно вдруг начинает терять свой обычный ход — течет неправильно, иногда ускоренно, иногда замедленно, порой в обратном направлении, соединяя еще только ожидаемое будущее и канувшее в Лету прошлое. Мир становится похожим на забарахлившую карусель истории, на которой нигде и никому уже не безопасно…