Храпешко - [48]

Полуденное марево. Середина лета. Земля сгорела и пересохла, и только пыль поднималась над всеми дорогами, ведущими в город. Из-за жары всякий раз, когда по дороге ехала телега, запряженная толстыми измученными лошадьми, пыль за ними поднималась так высоко, как если бы шла целая армия.

— Эй, малыш… — крикнул один из работников, сидевший в телеге, свесив ноги вниз.

— Мальчуган, подойди-ка.

Он поманил пальцем ребенка, который спрятался за небольшим кустом, и тот весело вскочил и побежал к ним, а работники улыбались, глядя, как смешно он бежит. Мальчик подбежал и сразу же начал грязным рукавом вытирать им вспотевшие лбы.

— Послушай… хочешь вина? — спросил один из них.

— Хочу.

— А что же ты теперь не сказал — не хочу? Из чувства противоречия?

— Вина хочешь, а его нет, — сказал второй, сидевший в телеге. — И мы хотим, ан нету. Но если ты чуток подождешь… то может быть…

Вдруг мальчик в панике сел на землю и закатился под телегу закрыв голову руками и платком, который все время держал в руках, и которым и дальше собирался вытирать лбы работников. Батраки посмотрели на двери дома и увидели там бородатого, идущего к ним с несколькими бутылками вина.

— Спасибо, хозяин! — сказали работники, сжимая холодные бутылки в руках.

— На сегодня всё, — сказал бородатый. — Будет новый груз, снова вас позову. Потом вынул что-то из кармана и раздал им всем. Один крупный толстяк в белой рубахе взял монеты, провел ими по подбородку, а затем начал пихать их в карманы. Бородатый попрощался со всеми и вернулся в дом.

— Эй, парень… вылезай, — крикнул работник с телеги.

Мальчик вылез и начал, тянуть к нему руки. Просил дать ему вина.

— Послушай… как там Анка?

— Не скажу, пока не дашь глотнуть.

— А я не дам, пока не скажешь, — сказал толстяк, а другие начали толкать его локтями.

— Не скажу, пока…

— Не дам, пока…

Остальные трое встали, подняли бутылки и начали пить, у мальчика потекли слюнки.

— Скажешь?

— Скажу.

Один из них дал ему лизнуть горлышко, но тот поднял бутылку и начал с жадностью пить.

— Ээээй… постой, ты чего это присосался?

Тут все рассмеялись еще громче, и каждый дал сделать ему из своей бутылки по глотку. Этого вполне хватило, чтобы мальчик опьянел и начал кувыркаться вперед через голову, а рабочие стучали по дереву телеги и пели песню «Загорелось все вокруг». Они подняли такой шум, что слышно было в ближайших домах.

Вдруг из одного из них вышла молодая женщина в желтом платье и побежала к ним. Батраки, увидев ее, быстро сели в телегу, толстяк хлестнул лошадей, и они медленно, не торопясь пошли по пыльной дороге. Трое, сидевшие позади возницы, окликнули женщину:

— Анче… — и стали посылать ей воздушные поцелуи.

Девушка подбежала к ребенку, который все еще катался в пыли и смеялся.

— Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не пил вино… Сколько раз говорила… посмотри, на кого ты похож!

Она села рядом с ним и обняла его. Мальчик успокоился и спрятал лицо у нее на груди. Затаил дыхание и стал прислушиваться.

— Анка, у тебя что, два сердца?

— Почему это?

— У тебя там внутри что-то бьется двойными ударами…

— Давай, вставай и пошли, — сказала Анка и помогла ребенку встать.

Дверь дома снова открылась, и вышел бородатый. Когда он посмотрел на них, двое приостановились. Он поглядел на ребенка, уткнувшегося девушке в передник, и подошел поближе.

— Этот парень большой негодяй, — сказал он девушке, которая во все глаза смотрела на него, — с ним надо быть поосторожнее.

Молчание.

— А тебе не надо быть таким грубым. Ты же строишь из себя настоящего господина.

Она улыбнулась и поглядела налево-направо, понизив голос, чтобы не услышали внимательные соседские уши.

Бородатый, уже было собравшийся уходить, остановился и повернулся к девушке. Хотел ее обругать, выбранить или что-то еще, но на мгновение, мгновение, показавшееся ему вечностью, посмотрел на руки девушки. Точнее — на суставы, на предплечья и кисти рук, легко обернувшиеся вокруг шеи ребенка. Эти суставы вдруг показались ему знакомыми, как будто он их уже где-то когда-то видел. Он попытался вспомнить, но до конца не сумел.

— Он всего лишь ребенок.

— Что? — сказал бородатый, как будто пробудившись от сна.

— Он всего дашь ребенок, и не надо к нему так относиться.

Мальчик тем временем попытался его ударить, но бородатый постоянно отодвигался, поэтому издалека разговор между ними выглядел как танец на ветру.

Потом ребенок продолжил:

— Анка?

— Да.

— А деревья дышат?

— Наверное, дышат, иначе как они могут жить?

— Я имею в виду так, чтобы было слышно, вот как мы дышим.

— Так не дышат.

— Нет, дышат.

— Не дышат, говорю я тебе, — сказала Анка и стала вытирать слезы передником, охая и вздыхая. — У них нет рта, как у нас.

Сознание ребенка постепенно мутилось, и он потихоньку закрывал глаза. Мир вокруг него потихоньку темнел, из желтого становясь темно-охряным, потом коричневым, и в конце черным.

— Дышат… дышат… дышшшшааа… — и заснул.

У Храпешко, который все это время молча следил за происходящим, глаза наполнились слезами. В темноте он коснулся щеки и почувствовал влагу. Он не знал, ни где он, ни как он оказался в этой темноте. Затем он на мгновение закрыл глаза, открыл их снова и попытался снова посмотреть сквозь щелку. Ничего не было видно. И снаружи наступила ночь. Он попытался вспомнить ребенка, его грязные белые штанишки, рубашку, которой играл ветер, когда он бегал по винограднику и путался под ногами у работников, собиравших виноград. Попытался представить себе, как: спокойно спит в объятиях Анки, как…