Храпешко - [24]

Вместо винных бутылок и аптечных склянок она увидела десятки прекрасных разноцветных фигурок. Там были всякие животные, от орлов до жирафов.

Рядом с ними лежала открытая книга с картинками. Вроде атласа животных.

Она совершенно не колебалась и сразу вошла, не постучав. Храпешко моментально вскочил, бросив в печь только что сделанное существо, и попытался одним прыжком добраться до стола и закрыть все стеклянные предметы. Но уже было слишком поздно. Он повернулся к Мандалине, а она, глядя на его зеленые очки и зеленый тюрбан, покатилась со смеху. Ему стало немного легче, когда он увидел, что это она.

Он, конечно, никак не ожидал ее прихода и залепетал, что этой ночью опять его очередь поддерживать огонь в печи и тому подобные глупости. Пальцы у него были чернее черного. Она опять улыбнулась:

— Можно посмотреть?

— Что посмотреть?

Она, чтобы прекратить эти игры, подошла к столу и подняла тряпку, скрывавшую фигурки.

— Ух, ты, какая красота! И разноцветные. Невероятно.

Храпешко, ободренный ее словоохотливостью, начал объяснять, что эти фигурки, которые он делает, эти небольшие стеклянные предметы, являются частью его души и его тела, и, если она хочет, он осмелится произвести с ней небольшой эксперимент.

Мандалина немного поколебалась, делая вид, что сердится, но в итоге согласилась.

Тогда Храпешко подошел к: столу и взял стеклянный предмет в виде сердца. Красное сердце, прозрачное, как сок молодых вишен, и легонько прикоснулся им к ее груди.

Вдруг сердце Мандалины забилось, прерывисто и сильно. Она испугалась, и он отвел стеклянное сердце в сторону. Ее вернулось к обычному ритму. Потом он опять приставил его к ее груди, и сердце опять забилось быстрее. Снова убрал.

Затем он взял сферическое стекло и медленно, стараясь не испугать ее, приложил его к ее правому виску. Глаза Мандалины сразу закрылись, и на внутренней стороне век она увидела бескрайнюю морскую поверхность, на которой то здесь, то там показывались выпрыгивающие из воды дельфины. Вдали виднелось побережье с пальмами и широколистыми агавами. Гладкое, как стекло, море было чистым и спокойным. Она была привязана к дереву на пляже. Недалеко от нее из воды медленно, никуда не торопясь, выходило какое-то чудище.

Храпешко убрал стекло, и она испуганно открыла глаза.

— Храпешко, — завопила она, — ты совершенно сумасшедший!

Он объяснил ей, что бояться не надо, и что он сам тоже испугался, когда впервые понял, что может делать такие стекла, но почему бы человеку не попробовать дать своим собственным мыслям совершенно неожиданное направление? И хочет ли она попробовать еще что-то? Можно, только если, как она выразилась, — если это не опасно. Конечно, нет!

В последующих экспериментах Мандалина сумела почувствовать только, как он дышит ей в правое ухо и как вздымается его грудь за ее спиной. Храпешко, в свою очередь, сумел ощутить, что в первый раз за несколько лет у его груди находится женское тело, которое не принадлежит городской шлюхе.

Вдруг Храпешко отстранился и сел на стул рядом с печью. Потом он совершенно искренне сказал ей, что теперь, раз она видела и почувствовала его работы, она не захочет его защищать. Да и зачем ей защищать его, он всего-навсего чужестранец, которого в любой момент можно выгнать, и об этом никто не пожалеет. Гуза из Рагузы был бы очень доволен таким развитием событий. Его заявления основаны на том предположении, что независимо от того, есть ли у него так называемые способности, в существований которых он и сам не уверен, он осуществил расход и тем самым нанес ущерб, на основании чего семья, община, и, в конце концов, государство, может наложить на него санкции.

Она же сказала, что это правда, потому что он и действительно, независимо от того, что он может играть с ритмом ее сердца и направлениями ее мысли, совершил проступок, противный установлениям кодекса гильдии ремесленников, в котором говорится, что никакой работник или мастер не смеет использовать сырье для производства благородного стекла в своих аморальных и индивидуальных целях. Потому что, в конце концов, их работа должна обогащать мир и дух человечества.

Потом, совершенно неожиданно для Храпешко, она холодно сообщила, что пришла сюда не для того, чтобы обсуждать его преступление, о котором, конечно же, узнает и Отто, но по другому делу, о котором она подумала, когда он стоял перед ней в очках с красными стеклами и когда она впоследствии тщательно изучала черную бабочку и лебедя Хамса. А именно, речь идет о налаживании деловых отношений, при этом он, Храпешко, должен был бы тайно создавать различные изделия из стекла, а она так же тайно продавать их, за что Храпешко получал бы десять процентов от заработанного.

Храпешко был удивлен ее смелостью и предложением работать, не сообщая об этом Отто, который, при всем при том, является хозяином и главой семьи, и что, вероятно, она получит на орехи, если тот узнает.

Мандалина, однако, настаивала, заявляя, что Отто и так уже настолько стар, что волосы у него начали чернеть, потому что седеть им дальше некуда, и кроме того, принимая во внимание тот факт, что у нее нет брата, да если бы даже таковой и существовал, она все равно бы унаследовала мастерскую, но в настоящее время убытки все увеличиваются, причем не исключена возможность, что указанные убытки связаны с тайной деятельностью Храпешко. Но, как бы то ни было, она защитит Храпешко, но только если он прекратит действовать без ее ведома.