Храпешко - [12]

Шрифт
Интервал

По пути колени у него дрожали.

Он сам не знал, почему.

— Добрый день! — сказал он, а потом добавил, что его послал тот-то и тот-то за тем-то и тем-то.

Мастер поднялся на ноги, выпрямился и повернулся к Храпешко.

Перед этим он склонился над печью, чтобы посмотреть, не нужно ли сделать огонь посильнее. Сзади была видна его белая грива с лентой, спускавшейся по спине. Около печи было только два работника, которые сразу перестали дуть в длинные железные трубки своими лягушачьими ртами и принялись внимательно рассматривать Храпешко.

Мастер посмотрел ему прямо в лицо, и хотя он был спокоен и не сказал ни слова, мало-помалу глаза у него расширялись. Затем он опустил взгляд на грудь Храпешко и стал разглядывать ее так внимательно, что Храпешко почувствовал себя неловко.

Мастер вытянул вперед правую руку и провел ладонью по его груди.

— Дыхалка! Вот это дыхалка!

Обтрогал всё.

— Дыхание, целому миру не нужно ничего другого, кроме единственно прекрасного и полного вечности дыхания. Такого дыхания, какое выходит из мужской груди, огромной, как эта. Вдох, вдохновение — это то, что создает не только действительность, но и искусство. Нет в мире искусства без вдохновения.

Так говорил мастер, глядя Храпешко прямо в глаза и водя своими обожженными пальцами по его груди. Рубашка у Храпешко была пропотевшая и грязная, забрызганная вином и вся в пятнах от жмыха. Но у него не было времени, чтобы переодеться.

— Знаешь ли ты, парень, как был создан мир? — спросил мастер, глядя широко раскрытыми глазами.

— Не знаю, — застенчиво сказал Храпешко.

— В начале мира не было ничего, кроме раскаленной вселенской лавы. Ничего тогда не было, ни моря, ни земли, ни рек, животных или птиц. И людей тоже не было.

И тогда в момент вдохновения Господь сунул один конец своей железной курительной трубки в раскаленную вселенскую лаву и подул в нее.

И выдул стеклянный пузырь, который он назвал Землей.

На этот стеклянный пузырь он наложил моря, океаны и сушу. Животных и птиц. И людей он создал таким же образом, выдул их.

И мир начал жить.

Но Бог был не один во вселенной…

Тут он остановился. Похоже было, что ему уже не хотелось продолжать, потому что он боялся, что конец, возможно, не понравится Храпешко, который все это время слушал историю о сотворении мира с полуоткрытым ртом и полузакрытыми глазами.

— Господь, или как его там еще зовут… не смог бы ничего создать, если бы у него не было дыхания. Так ведь, приятель?

— Так! — пробормотал Храпешко, а оба работника ткнули один другого локтями.

— Мне бы не хотелось, чтобы вы поняли меня превратно, но то, что делаем мы, похоже, если не то же самое, что делал Господь, или как там его, при создании мира. Он создавал, и мы создаем из стекла. И наша работа, как и его, зависит от дыхания. Если у нас не будет дыхания, мы не сможем создавать живые и прекрасные миры, а только мертвые предметы, мертвые бутылки, к которым прикоснутся мертвые уста и ничего не выражающие лица наших властителей, наших принцесс и графов.

Потом мастер Отто сказал Храпешко, что не будет слишком затягивать предисловие и перейдет к окончательному заключению, несмотря на то, что вопрос, который он хочет ему задать, может, пожалуй, показаться слишком неожиданным и преждевременным, но свидетелем тому, что это не так, будет его большой опыт и умение правильно оценить не только духовные, но и умственные способности людей.

— Так что дальше я перед тобой, удивительное создание, разглагольствовать не буду, как и не буду спрашивать, кто ты и откуда родом, но, поскольку я поражен объемом твоей груди, таящей в себе невероятной силы дыхание, сразу задам тебе следующий вопрос: хочешь придать новый смысл своей жизни?

Храпешко с большим трудом понял, что имел в виду мастер, и хотя наполнение жизни новым смыслом ему показалось, неведомо по какой причине, делом довольно интересным, он, тем не менее, решил быть искренним и ответить, что не понял из всего сказанного абсолютно ничего.

— Ты хочешь, — спросил Отто, — ты хотел бы стать кем-то другим, не таким, какой ты сейчас? Кем-то поблагороднее, получше, приобрести новый опыт, попутешествовать по разным странам и всегда и везде быть окруженным поклонниками и поклонницами?

— Ну, кто же такого не хочет! — выпалил Храпешко с энтузиазмом.

— Тогда, прошу тебя, скорее брось то место, где ты работал до сих пор, оставь там все как есть и приходи сюда ко мне, в мое таинственное царство, где ты узнаешь много такого, о чем даже не подозревал, что оно существует, где ты обостришь свой ум в соответствии с законами твоего духа…

— Хозяин, я приехал из таких мест, где…

— Меня это не интересует — абсолютно не интересует — у людей, обладающих духом, нет ни своего прошлого, ни своего будущего. Они универсальны.

Приходи, и мы тебя испытаем.

Все это время двое работников как-то странно хихикали. Они смотрели на происходящее, как будто это было цирковое представление, казавшееся им чрезвычайно смешным. Храпешко заметил это и подумал, что, может быть, над ним решили подшутить. Мастер подвел Храпешко к печке и еще раз произнес короткую речь.

— Думаю, ты уже наслушался всякой всячины про нас, ну, то есть, про меня. Если это что-то непристойное и пугающее, не верь этим россказням. Если же доброе и милое, если тебе рассказали о безмерных достоинствах и бесконечных художественных горизонтах, то доверяй им, потому что это настоящая правда.


Рекомендуем почитать
Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.


Миры и войны

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Фридрих и змеиное счастье

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Черный петушок

Из журнала Диапазон: Вестник иностранной литературы №3, 1994.


Второй шанс

Восьмидесятилетняя Хонор никогда не любила Джо, считая ее недостойной своего покойного сына. Но когда Хонор при падении сломала бедро, ей пришлось переехать в дом невестки. Та тяжело переживает развод со вторым мужем. Еще и отношения с дочкой-подростком Лидией никак не ладятся. О взаимопонимании между тремя совершенно разными женщинами остается только мечтать. У каждой из них есть сокровенная тайна, которой они так боятся поделиться друг с другом. Ведь это может разрушить все. Но в один момент секреты Хонор, Джо и Лидии раскроются.


Слова, живущие во времени. Статьи и эссе

Юхан Борген (1902–1979) — писатель, пользующийся мировой известностью. Последовательный гуманист, участник движения Сопротивления, внесший значительный вклад не только в норвежскую, но и в европейскую литературу, он известен в нашей стране как автор новелл и романов, вышедших в серии «Мастера современной прозы». Часть многообразного наследия Юхана Боргена — его статьи и эссе, посвященные вопросам литературы и искусства. В них говорится о проблемах художественного мастерства, роли слова, психологии творчества.


Водная пирамида

«Водная пирамида» — роман автобиографический, бытовой, одновременно — роман философский и исторический, открывающий широкую картину балканской жизни. Центральный герой романа, Отец — беженец, эмигрант, который ищет пристанище для себя и своей семьи. По-балкански неспешно автор расплетает перед читателем «запутанные и частенько оборванные нити судеб» в поисках выхода из «балканского лабиринта».


Двадцать первый: Книга фантазмов

Действие романа происходит на пороге двадцать первого столетия, в преддверии новой эры, когда у людей создается впечатление, что время спотыкается об этот порог, оно вдруг начинает терять свой обычный ход — течет неправильно, иногда ускоренно, иногда замедленно, порой в обратном направлении, соединяя еще только ожидаемое будущее и канувшее в Лету прошлое. Мир становится похожим на забарахлившую карусель истории, на которой нигде и никому уже не безопасно…