Хранители Кодекса Люцифера - [225]

– Нет, – неожиданно возразила ей Александра. – Вы ошибаетесь. Вы продали душу дьяволу, и потому ваш кругозор, как и у него, ограничен. Дьявол верил…

Поликсена вздернула бровь.

– Я могу чувствовать себя почти польщенной тем, что наш общий друг Геник так меня желает, хотя то, что чуть не сбило его с пути, обладает твоей фигурой, маленькая фройляйн Хлесль.

– Она никогда меня… – начал было Генрих.

– Дьявол тоже так считал, – упрямо продолжала Александра. – Поэтому он решил, что сумеет соблазнить Иисуса на горе. Но Иисус ответил ему только… Что ответил Иисус, отец Филиппо?

Генрих резко развернулся. Он не слышал, как вошел священник. Филиппо Каффарелли был неестественно бледен. Он потел и таращился на Александру. Генрих видел, как шевелятся его губы, но ни одного слова не слетело с них.

– «Изыди, сатана», – процитировала Александра. – У него была твердая вера в Господа Бога. И это уберегало его от любого соблазна. Вы не знаете, что значит вера. Дьявол тоже не знает этого. Поэтому Иисус всего лишь отверг его. Вместо того чтобы уничтожить, он сочувствовав ему.

Веки Филиппо вздрогнули. Генрих, против воли пораженный словами Александры, отвернулся от священника и посмотрел на Поликсену. Она оставалась такой спокойной, как будто ничего не было произнесено. Это тоже произвело на него впечатление. При мысли, что он еще, возможно, соединится одновременно с обеими женщинами – вырвет сердце из груди одной, чтобы положить его к ногам другой, – у Генриха закружилась голова.

– Значит, на самом деле вы так и не использовали его, верно? – спросил он и указал на Филиппо.

– Естественно, я использовала его. Отец Филиппо был лучшим доказательством моего убеждения.

Она с нарочитой небрежностью взяла один бокал и, приблизившись к потеющему священнику, погладила его по щеке, чем вызвала резкое неодобрение Генриха. Губы клирика все еще безмолвно шевелились. Руки его, словно плети, висели вдоль тела. Поликсена улыбнулась его немой потребности, затем опустила палец в вино и провела им по нижней губе Филиппо. Вино, похожее на кровь, побежало по его подбородку. Он задрожал. Женщина снова улыбнулась. Генрих так сильно сжал кулаки, что ногти вонзились ему в ладони.

– Вы верили, отец Филиппо, – сказала Поликсена, – вы со всем пылом верили в то, что Бог существует. Вы пришли сюда не потому, что потеряли свою веру, а потому, что вопреки своим испытаниям отчаянно старались сохранить веру. Когда я поняла, что библия дьявола – это настоящий Грааль, я стала ждать своего Парсифаля – верного глупца, который берет на себя всю несправедливость мира, так как верит, что он избран.

Священник ничего не отвечал. Генрих попытался преодолеть пропасть, которая открылась перед ним и была так же глубока, как и осознание, что он никогда не понял бы и единой доли всего того, что эта женщина божественной красоты, одетая в ангельские одежды, приводила в действие. Он спросил:

– А вы, моя почитаемая Диана? Кто вы в этой сказке? Ведьма Кундри?

Она окинула его пренебрежительным взглядом. Он покраснел. Поликсена снова обратилась к Филиппо. Генрих понимал.

Она просто играет с ним, но все его усилия совладать с яростью и ревностью, снедающими его душу, были напрасны.

– Я – тот, кто рассказывает сказку, – после паузы ответила она.

Неистовство, смешанное со страхом перед ее безжалостной проницательностью по отношению к человеческой сущности, а вместе с ним вот уже несколько часов подавляемое желание охватили Генриха.

Эмоции захлестнули его, как морские волны. Он прыгнул к ней, оттолкнул Филиппо в сторону, рванул женщину на себя и с силой прижался к ее губам. Губы Поликсены были горячи, уступчивы и без намека на возражение против его поцелуя. Он тяжело дышал. Она была как кукла в его руках. Он начал покрывать ее лицо поцелуями.

– Расскажите нашу общую историю, – простонал он. – Я весь ваш, я никогда не принадлежал никому другому.

Он стал лизать ее лицо, как недавно лизал лицо Александры. Ее макияж превратился в надушенную грязь у него во рту. Она неожиданно начала защищаться, но он не ослаблял напора.

– Вы… – бормотал он, – я принадлежу вам. Владейте мной. Возьмите меня. Приказывайте мне. Убейте меня потом, но позвольте мне еще хоть раз с вами…

Она ударила его коленом снизу вверх. Генрих предвидел это и вильнул тазом, избежав удара, хотя больше всего на свете в этот момент он хотел прижать твердый как камень член к ее телу. О чем он забыл, так это о ногтях, которые не замедлили проехаться по его лицу. Когда Генрих раньше пытался поцеловать ее, она всегда насмехалась над ним, увертываясь и одновременно прикидываясь, будто он ее возбуждает. Однако сейчас она сопротивлялась всерьез, пылая ненавистью к нему. Он отшатнулся. Ее лицо исказилось, и внезапно в нем что-то стало не так. Генрих не успел рассмотреть, что именно, потому что она выплеснула полный бокал ему в глаза. Жидкость ослепила его. Молодой человек машинально схватил кувшин с вином и сбросил поднос на пол, услышав, как две трети годовых расходов Пернштейна разлетаются на осколки. В следующее мгновение он вылил кувшин вина на искаженное гневом лицо женщины.