Хранители границы - [5]

Чусэк сказал:

— Я пригласил всех поесть у меня дома сегодня. Ты придешь?

Джамил подумал и покачал головой. Он еще не был готов. Он не мог форсировать свое возвращение в повседневность, это не ускоряло его восстановление, а только отбрасывало назад.

Чусэк выглядел расстроенным, но ничего не мог поделать. Джамил пообещал ему:

— В следующий раз, окей?

Езекиль вздохнул:

— Ну что нам с тобой делать? Ты хуже, чем Маржит! — Джамил попятился, но было поздно. Езекиль настиг его двумя непринужденными шагами, нагнулся и поднял его за талию, легко взвалил на плечо, а затем забросил его вглубь реки.

* * *

Джамил проснулся от запаха горящего дерева. В комнате еще стояли ночные серые тени, но когда он приподнялся на локте, и окно послушно стало прозрачным — город был отчетливо виден в предутреннем свете.

Он оделся и вышел из дома, удивившись прохладе росы под его ногами. Никто больше, кажется, не поднялся на его улице. Не заметили запах, или заранее знали? Он завернул за угол и увидел поднимающийся столб сажи, чуть подсвеченный снизу красным. Пламя и развалины еще не были видны, но он уже знал, чей это дом.

Придя к догорающему пепелищу, он скорчился в пожухшем от жары саду, проклиная себя. Чусэк предлагал ему возможность вместе провести его последний обед в Нетер. По традиции, никто не предупреждал, что уходит, но намекать было допустимо. Те, у кого был любимый человек, у кого были маленькие дети, никогда не оставляли их. Друзей — предупреждали, но не напрямик. А потом исчезали.

Джамил закрыл голову руками. Он переживал это бессчетное число раз раньше, но легче не становилось. Скорее, становилось все хуже, и к каждому уходу добавлялась тяжесть воспоминаний о всех предыдущих. Его братья и сестры разлетелись по ветвям Новых Территорий. Он сам ушел от отца и матери когда был еще слишком молод, чтобы понимать, как он сам пожалеет об этом через десятилетия. Его собственные дети, раньше или позже, все оставили его, гораздо чаще, чем он уходил от них. Было легче уйти от бывшей возлюбленной, чем от выросшего ребенка: что-то выгорало в любовной паре, почти естественно, словно биология предков подготовила их хотя бы к этому одному расставанию.

Джамил перестал сдерживать слезы. Но затем, смахивая их, заметил кого-то поблизости. Он глянул вверх. Рядом стояла Маржит.

Ему показалось нужным объяснить. Он поднялся на ноги и обратился к ней:

— Это был дом Чусэка. Мы дружили. Я знал его девяносто шесть лет.

Маржит нейтрально посмотрела в ответ:

— Ути-пути, бедный мальчик. Ты больше никогда не увидишь своего друга.

Джамил чуть не рассмеялся, настолько сюрреальной оказалась ее грубость. Он продолжил, как будто единственным возможным, вежливым ответом было сделать вид, что не слышал ее:

— Никто из людей не самый добрый, или самый щедрый, или верный. Это неважно. Дело не в этом. Каждый из нас уникален. Чусэк был Чусэком, — Он ударил себя кулаком в грудь, совершенно забыв уже о ее презрительных словах, Во мне осталась дыра, и эту дыру ничто не заполнит, — Это было правдой, хотя со временем он зарастит рану вокруг этой дыры. Он должен был пойти на тот обед, ему ведь ничего не стоило.

— Эмоции, как у швейцарского сыра, — едко заметила Маржит.

Джамил пришел в себя.

— Валила бы ты, куда-нибудь в другую Вселенную. Ты никому не нужна тут, в Нетер.

Маржит умилилась:

— Ты и вправду не умеешь проигрывать.

Джамил уставился на нее, на минуту искренне озадаченный. Об игре он совершенно не думал. Он указал на угли.

— Почему же ты здесь? Почему ты пришла на дым, если не пожалеть, что не попрощалась с ним, когда еще могла? — Он не знал, принимать ли всерьез легкомысленный намек Пенины, но если Чусэк влюбился в Маржит и не нашел взаимности, это могло даже стать причиной его ухода.

Она спокойно покачала головой.

— Он был никем для меня. Мы едва разговаривали.

— Что ж, ты много потеряла.

— Насколько я вижу, потерял только ты.

Он не ответил. Маржит повернулась и пошла прочь.

Джамил снова сел на землю, раскачиваясь вперед-назад, и стал ждать, пока утихнет боль.

* * *

Все следующую неделю Джамил готовился вернуться к занятиям. В библиотеке была почти мгновенная связь с каждой искусственной вселенной Новых Территорий, а между Землей и той точкой в пространстве, из которой разрослась вся эта древовидная структура, добавочное замедление из-за конечной скорости света составляло всего несколько часов. Джамил бывал на Земле, но только туристом: жилых мест не хватало, они не принимали переселенцев. Были еще далекие планеты, пригодные для жилья, в домашней вселенной, но только некий мазохистский пуризм мог побудить к переселению туда. Точные причины, по которым его предки отправились на Новые Территории, были забыты еще поколения назад — и было бы нахальством разыскать их и спросить прямо — но, учитывая выбор между тогдашним столпотворением на Земле, устрашающей действительностью межзвездных расстояний и бесконечной, расширяющейся и ветвящейся цепью миров, которые можно пересечь за считанные недели — их решение не слишком удивляло.

Джамил выделил большую часть своего времени в Нетер для изучения категорий представлений групп Ли на комплексных векторных пространствах — уместный выбор, если учесть, что Эмма Нетер была среди пионеров теории групп, и если бы она дожила до расцвета этой области, несомненно, она была бы в гуще ее событий. Представления групп Ли лежали в основании большей части физики: в самом деле, каждый тип субатомных частиц был ничем иным как определенным представлением универсальной группы симметрии через набор вращений комплексных векторов. Описание структур такого рода с помощью категорий было известно испокон веку, но для Джамила это было неважно. Он давно смирился со своей ролью студента, а не новооткрывателя. Величайшим даром разума была способность запечатлевать образы мироздания, и, хотя Джамил насладился бы ощущением первенства в чем-нибудь, в обществе десяти в шестнадцатой степени ныне живущих людей это было в лучшем случае напрасным мечтанием.