Хранитель времени - [195]

Все было как раз наоборот: я любил его за это.

– Я рад, что ты жив, вот и все, – сказал я.

Он не хотел больше рассказывать о Жюстине, и я сам рассказал ему о том, что случилось после боя. Он обрадовался, узнав о смерти Хранителя, и еще больше обрадовался тому, что Орденом теперь управляю я. Открытие, касающееся Старшей Эдцы, порадовало его уже меньше. Бардо, мой ни во что не верящий друг, проникся сильным недоверием к богам.

– Почему ты не пьешь свое виски? – спросил он, пристукнув рукой по столу. – Пей, паренек, а я расскажу тебе про Твердь и про то, что она со мной сделала. Она говорила со мной! Я, Бардо, принц Летнего Мира и будущий мастер-пилот, если, конечно. Главный Пилот сочтет меня достойным – я говорил с богиней и вернулся, чтобы рассказать об этом тебе!

Я взял мой стакан с виски и понюхал, но пить не стал – помешали воспоминания.

– Что же ты хочешь рассказать мне, Бардо?

Он рыгнул, и его лицо приняло кислое выражение. Он уже порядком набрался.

– Я сказал тебе не всю правду – прости. Богиня не говорила, что она меня спасла – она сказала, что создала меня. Вспомнила меня, клянусь Богом! Мы с Жюстиной были мертвы, сказала она, и наш красивый корабль погиб. Ох, горе! Вот что она сказала мне, паренек. Сказала, что вспомнила каждый атом, каждый синапс наших растреклятых тел и мозгов. И воссоздала меня из водорода, углеродных молекул и звездной пыли. Спасла меня от смерти. Это Воскресение, второй шанс, сказал она. Разве такое возможно?

– Не знаю.

– Возможно или нет? Бога ради, скажи, паренек!

Я отпил глоток виски и подержал янтарную жидкость на языке, прислушиваясь к разговору между ощущением и памятью, заключенной в каждой молекуле виски. Алкоголь и эфиры прожигали путь сквозь розовые бугорки в мою кровь. Вкус эфирных масел и будущих жгучих альдегидов напомнили мне планету Утрадес, где сорок лет назад произвели это виски. Я вдохнул запах ячменя, который поджаривается на торфяном огне, и запах бродящего ячменного сусла, дистиллируемого в золотой напиток памяти. Я глотнул и увидел человека, жнущего ячмень, его стальной серп, отражающий жесткий голубой свет утрадесского солнца. В зерне содержались атомы углерода, бесчисленные выдохи колонизировавших Утрадес людей. Частицы Старой Земли и ее желтого солнца, звездного водорода и кислорода, родившегося в далеком звездном пожаре, имени которого я не знал – древо памяти и бытия было бесконечным, и от мыслей о переплетении его ветвей кружилась голова. «Память обо всем заложена во всех вещах». Я закашлялся и выплюнул виски на стол. Капли покатились по навощенному дереву – осколочнику, нелегально вывезенному из лесов Алисалии давно умершим червячником. Да. Она, богиня, создала человека столь легко, как человек мог бы выстрогать деревянную куклу, памятную ему с детства.

«Боги творят благодаря сознанию; созидание – это все».

– Это возможно, – сказал я наконец.

– Вот горе-то. Хуже уже некуда. Информация не может быть безупречной – значит, Бардо уже не тот, что был. Кто же я в таком случае? И как я об этом узнаю?

Это была старая проблема и старый страх. Но передо мной, воплощенная в душе и теле моего друга, сидела возможность нового решения.

– Ты тот, кто ты есть. Ты Бардо, мой лучший друг – этого довольно.

Капли пота выступили на его выпуклом лбу.

– А Мэллори Рингесс кто?

– Я тот, кто я есть.

Бардо облизнул свои красные губы, грохнул кружкой по столу, постучал по окну своим пилотским кольцом и сказал:

– Твердь сказала, что я должен доставить тебе весть, что я буду сразу и посланником, и посланием, чтоб ему лопнуть. Что это напомнит тебе о твоем обещании. Что она имела в виду?

– Я обещал вернуться к ней, Бардо.

– Зачем?

Я отодвинул от себя стакан – он почти без трения заскользил по мокрому столу.

– Это трудно объяснить, но я попытаюсь. Калинда была воином-поэтессой до того, как сделалась богиней. Поэты, ведя собственный поиск совершенного человека, давно уже исправили свои хромосомы. Хуже того – они выбросили все, что казалось им бесполезным, и в невежестве своем лишились самого главного. В этом их трагедия. Ни один воин-поэт, даже Калинда – особенно Калинда – не может вспомнить Эдду. Шепот, звучащий в нас, в них молчит.

– Вот горе-то.

– Калинда – Твердь – представляет собой нежелательное для Эльдрии явление: богиню, ставшую таковой, не прибегая к их мудрости.

Бардо высунулся в окно, чтобы глотнуть свежего воздуха, рыгнул и сказал:

– Но Твердь должна была знать, как раскодировать Эдау. Подумай обо всех этих пилотах, пропавших в ней. Обо мне, наконец. Если она сумела… если она действительно создала меня, она должна была прочесть мою ДНК от и до.

– Да, я думаю, что теперь она знает об Эдде все. Да только поздно уже, понимаешь? При всей своей мощи и великолепии она все-таки немного безумна.

– Не понимаю, хоть убей.

Я встал и отодвинул стул.

– Смотри, какой день хороший. Давай пройдемся по берегу.

Подвыпивший Бардо обхватил меня за плечи и так вывалился наружу. По ледяной тропинке между утесов мы спустились к берегу. Я рассказал ему о моих планах послать миссию в Экстр. Ее должны возглавить лучшие пилоты нашего Ордена. В ней будет участвовать много легких кораблей и один базовый с историками, программистами, механиками, эсхатологами и мнемониками – прежде всего мнемониками – на борту, с полным набором мастеров, представляющих каждую профессию Ордена. Мы цивилизуем Экстр, вернее, его дикое население, и отучим этих людей уничтожать звезды. Я покажу пилотам доказательство Гипотезы, и они обучат варваров всем тонкостям математики. А мастера с базового корабля заложат где-нибудь там, в руинах Экстра, новую Академию или даже много Академий для подготовки новых пилотов. Учить, странствовать, просвещать, закладывать начало – вот девиз нашего Ордена, и он всегда останется таким, как бы далеко ни залетали наши пилоты.