Хранитель света и праха - [6]
— С Риком все прекрасно. Он наконец-то напал на след вооруженного беглеца с рубиновым зубом.
Она наморщила нос.
— Я надеюсь, он выбросил из головы эту вечно ноющую рыжую девицу. Как там ее зовут — Брунгильда?
— Брозелинда.
— Точно. Эта женщина не принесет ему ничего хорошего.
— Ее неправильно понимают.
Миа фыркнула.
— Так сколько я должна тебе за помощь?
— Миа, мы же не чужие люди.
— Нет-нет, — она встала, — подожди, я возьму чековую книжку. Она у меня в кабинете.
Ожидая ее возвращения, Ник от нечего делать открыл альбом для эскизов, который лежал на столе. В нем была единственная зарисовка, выполненная углем на первой странице.
Он изумленно уставился на рисунок. На нем было изображено лицо женщины с тонкими чертами и страдальчески искривленным ртом. А еще ее глаза… было что-то не так с ее глазами — они казались пустыми. И тут до него дошло — это же Миа. Он смотрел на ее автопортрет.
Шорох за дверью заставил его поднять голову. Миа вошла в комнату. Он указал ей на набросок.
— Это… интересно.
Странное выражение скользнуло по ее лицу. Она закрыла альбом и засунула его подальше от Ника, чуть не пристукнув при этом Свитпи.
— Так сколько я тебе должна?
Она не собиралась отвечать на немой вопрос, застывший на его лице, а он знал, что на нее лучше не давить.
Он сделал ей приличную скидку, постаравшись никак не задеть ее этим, и она размашисто подписала чек.
— Отлично, спасибо.
— Ты будешь вечером в «Скорпио»?
Она мотнула головой.
— У меня в восемь занятия с Чилли.
Чилли был наставником Миа, ее сэнсэем. Миа не участвовала в поединках, но она брала уроки боевых искусств. Ее целью был не бой, а оттачивание техники и укрепление духа. Это вовсе не означало, что ее занятия были легкими. Миа могла сломать доску ребром голой ступни, совершив при этом кувырок назад. Вполне возможно, что она с легкостью справилась бы и с ним, если бы захотела.
Ник наклонился, чтобы поцеловать ее на прощание в щеку. От нее пахло цветами, теплой травой и совсем чуть-чуть потом, который уже успел высохнуть на солнце.
— Помни, — она строго посмотрела на него, — тяжело в учении…
— Легко в бою. Да, да. Я знаю. — Он поколебался. — Милая, с тобой точно все в порядке?
— Не волнуйся, Ники, все хорошо. — Она улыбнулась. — А теперь проваливай.
Он пересек маленький дворик, где в больших горшках цвела розовая и оранжевая герань, и был уже у лестницы, ведущей на улицу, как вдруг обернулся.
Миа все еще стояла возле стола, наклонив голову. Альбом с рисунками, снова раскрытый, лежал перед ней. Ее тело казалось расслабленным, но вот выражение лица заставило его застыть на месте.
Она выглядела встревоженной. Нет, она выглядела испуганной.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Я снова обнаружил, что провалился в пустоту. Ветер дул над лесной прогалиной, над прудом с темной водой. Таинственные слова и древние воспоминания нашептывались мне на ухо. Я очутился в месте, наполненном множеством вопросов, на которые был только один ответ.
Наши тела изнашиваются, и мы стареем. Краски уже не такие яркие, запахи — не такие острые. Нам уже не так легко заплакать. Мы меньше спим, и нам реже снятся сны. Свет превращается в прах.
Но что, если стать вором? Что, если украсть свет и изменить то, что изменить невозможно?
Представь, что ты сжимаешь в руке саму сущность жизни — великую энергию. Такую же яростную, как перерезанная глотка. Такую же ужасную, как бескрайняя пустыня. Вызывающий привыкание белый порошок.
Представь, что ты способен жить вечно.
ПУТЬ: ПОТОК КРОВИ
Темный свет: Dir. К5 SP3, SUs LU3, Frc: 3 Time: 2
Белый свет: mas. TW5
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Ничто не может так испортить весь день, как дурной сон.
Миа закрутила кран в душе. Несколько секунд она стояла неподвижно, прислушиваясь к бульканью спускавшейся воды.
Она чувствовала себя лучше. Не отлично. И не хорошо в смысле «эй, жизнь, а вот и я», но лучше. Возможно, ей стоило поблагодарить за это Ника. Ему всегда удавалось заставить ее улыбнуться.
Потянувшись за купальным халатом, она взглянула на свое отражение в зеркале. С вытянутой рукой она могла полностью видеть большую татуировку, украшавшую левую сторону ее тела, — она начиналась на груди и спускалась сбоку на бедро.
Это было дивное произведение искусства. Мать сделала ее Миа в тот день, когда той исполнилось восемнадцать, то есть она достигла возраста, начиная с которого наносить татуировки на свое тело разрешается законом. С тех пор эта прекрасная фигура с изящными конечностями и сказочными волосами стекала в бликах синей краски вдоль одной стороны ее тела.
Хранительница — ее второе «я».
Черты лица хранительницы были тонкими, а вытатуированные контуры тела — изящными, как на иллюстрациях Рэкхэма.[3] Но особенно выделялись ее глаза, которые прямо-таки приковывали к себе взор. Они были выписаны под устремленными вверх, точно крылья застывшей в полете птицы, бровями, столь мастерски, что казались живыми. В глубине одного глаза был нарисован круг с тремя линиями, входящими в него под углом. Это была защитная татуировка, и Молли носила точно такое же изображение на своем собственном теле — весьма ощутимая связь между матерью и дочерью.
