Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса - [249]

По мере приближения интеллектуальной фазы к своему пику улучшались навыки, которые не имеют отношения к высшей деятельности мозга. Например, обезьяны обретали сверхчувствительность к цвету. Для сравнения: люди запоминают несколько тысяч цветов. Скажем, работники текстильной промышленности могут различать около десяти тысяч оттенков. Макаки же — всего несколько сотен. Но к третьему часу воздействия порошков это количество учетверилось. Еще одно наблюдение: улитки и (в меньшей, но значительной степени) млекопитающие стали гораздо более чувствительными к колебаниям дозвуковой частоты, к электрическому току в воде вокруг них или в полу клеток. Когда они вылизывали друг друга, одна искорка статического электричества могла вызвать у них крик. При увеличении дозы отмечались отрицательные эффекты, то есть помимо обычных тошноты, холодного пота и заложенности носа. «Онихофагия и трихофагия у Macaca mulatta переходили в хроническую фазу», — сообщалось в отчете. Иными словами, они начали обкусывать себе ногти и жевать шерстку. «А у Aplysia californica после многократного приема увеличенных доз возникала острая автосаркофагия». То есть улитки пожирали сами себя.

Доктор Лизуарте и люди из «Лотоса» оказались в затруднительной ситуации. Они, конечно, были знакомы с корыстным миром допинговых средств. Да что там, даже заходили разговоры о том, что мы могли бы — как бы по незнанию — заняться биопиратством.[750] Может, некая ослабленная разновидность порошка могла бы иметь блестящее медицинское будущее. Но как и многие большие компании, «Уоррен груп» вкладывала немалые деньги в борьбу с наркотиками — причем так активно, что, должно быть, эти ребята уверовали в ее действенность. К тому же вся их мормонская идеология не способствовала этой идее. Уорреновцы были законопослушны просто до тошноты. И это при том, что завзятых наркоманов среди них хватало. Майкл Вейнер если не хлебал «банди»[751] из фляжки, то поедал оксикодон, словно это были пастилки-пец.[752] Тони Сик все еще принимал стероиды и андростендион, хотя и бросил играть в полупрофессиональный футбол четыре года назад, а молодые специалисты из лаборатории курили коноплю и шесть раз в неделю устраивали сборища жирных белых уродов, на которых наедались экстази. Даже Таро принимал модафинил. Марена вернулась к пачке сигарет в день. Строительные рабочие до опупения нажирались амфетаминами, а их детишки хлебали толуол, и по меньшей мере половина мормонского персонала тайно глушила водку и «ред бул». Так что можно было бы предположить некоторые отклонения в генеральной линии. Ан нет.

Марена (она говорила со мной из Колорадо по новой зашифрованной сотовой линии, о которой, по ее словам, в фирме ничего не знали) сказала мне, что хочет немного расслабиться, и просила не торопить ход событий и не рисковать — меня могут выкинуть из проекта.

— Бойл и эти ребята всего лишь кучка бухгалтеров, — говорила она. — В сумме у них столько же любопытства, сколько у миски с протухшей кимчи.[753]

— Угу, — поддакнул я.

— Но каждый раз, просматривая отчеты, Линдси будет полагаться на них и выслушивать их мнения.

Еще она заявила, что ее беспокоит мое здоровье — не стоит принимать эту дрянь без врачебного наблюдения. Я ответил, что с ее стороны это очень мило, но она берет на себя сизифов труд.

— Ладно, ты там держись, — сказала она.

Так или иначе, 10 марта были получены результаты тестов на токсичность, проведенных на трансгенных юкатанских микросвиньях. Они сильно поумнели в ходе испытаний и пока не имели каких-либо серьезных проблем со здоровьем.

— Биохимический состав у них более чем на пятьдесят процентов совпадает с человеческим, — сообщила Лизуарте.

Это показалось мне вполне аргументированным, потому что поведенчески человек является свиньей больше чем наполовину. Я, конечно, предполагал, что «Лотос» проводит эксперименты уже и на людях, где-нибудь в Индии, к примеру, но эти деятели не хотят, чтобы об этом знал кто-либо посторонний. В особенности такой непредсказуемый хер, как я. В общем, они обещали, что через неделю дадут нам разрешение.

Однако не дали. Шестеренки календаря проворачивались в направлении 4 Ахау, а мы не подвинулись ни на шаг в своих поисках апокалипсника. Мир за пределами нашего маленького анклава катился к вырождению.

Восемнадцатого числа ребята из «Лотоса» наконец-то выдали почти по пол-литра каждого из порошков.

— Я же вам говорила, что у них получится, — сказала Лизуарте. — Они обеспокоены не меньше нас.

И в ее словах был резон. «Лотос» являлся частью корпорации, и его сотрудники не желали рисковать — эти беложопые республиканские расисты, мужланы и шваль, готовые перестрелять всех и каждого за свое право владеть оружием, скорее удавились бы, купив себе веревку за доллар, лишь бы не дать вам ни цента; они легко велись на всякую фигню вроде «просто скажи нет»,[754] но в конечном счете все же оставались людьми. У них были семьи, банковские счета, амбиции, им требовались медицинские страховки… и они разбирались в математике.

Были составлены и подписаны необходимые документы. Из Солт-Лейк-Сити приехал доктор, чтобы обследовать меня и, как я догадался, прикрыть последствия и принять огонь на себя, если наши прожекты накроются медным тазом. Мне подсунули бумаги, и я их подписал. Может, не следовало это делать, но на всякие там тонкости не было времени. Девятнадцатого Лизуарте дала мне зеленый свет. Мне разрешили попробовать тридцать миллиграммов смеси хронолитического и тополитического порошков при условии, что за мной будут наблюдать по всем параметрам с воскресенья. Когда мне дали зелье в первый раз, я слишком забалдел, чтобы начать игру.