Хранитель слёз - [37]

— Здесь тепло. — Лиза повернулась к нему.

— Этого мало! — тут же беспокойно завозился Никита и стал прибавлять горячей воды. — Сколько часов ты пробыла на улице?!

— Сколько часов? Не знаю… Я не измеряю время часами… Только вдохами.

— Вдохами? — удивился Никита.

Лиза кивнула.

— Например, постоять десять вдохов у окна… Сто вдохов до конца книги… Десять тысяч вдохов душевной пустоты…

— Но ведь вдохи у всех разные, — заметил Никита. — Кто-то дышит быстро, а кто-то может дышать медленно…

— Верно. Дышим мы все по-разному. Но и время мы тоже воспринимаем по-разному, — слабо улыбнувшись, отвечала Лиза. — Для кого-то один час может длиться как минута, для кого-то, наоборот, — это будет вечность.

— Да, понимаю. Но вдохи… думаешь, так лучше? — спросил Никита, продолжая попеременно лить на себя и Лизу умеренно горячую воду.

— Главное, что это успокаивает, — сказала Лиза, пока согревающие струйки стекали по её волосам, лицу, и уносились куда-то вниз. — Ты не замечал, что когда начинаешь следить только за своим дыханием, то всё вокруг успокаивается? Так вот… Если, например, тебе необходимо подождать какое-то время, и ты не знаешь, чем себя занять, то можешь просто считать свои вдохи. Тогда время пойдёт быстрее, а сам ты будешь становиться спокойнее. Тревога будет исчезать.

— Кажется, понимаю… — выговорил Никита. — Это как маятник с предсказуемо-повторяющимся действием. Успокаивает и не вызывает опасения.

— Именно! — улыбнулась Лиза. Всё, что она говорила, вызывало у неё чрезвычайное возбуждение и радость. — А ведь это ещё и чётность! А чётность всегда успокаивает. Когда говоришь «раз», всегда хочется сказать «два». «Два» как бы завершает сказанное, ставит точку, и происходит удовлетворение. Так же и с дыханием: когда ты делаешь вдох — это «раз», а когда выдох — это «два». Это ещё можно сравнить с тем, как если стоять… — Лиза вдруг громко закашляла. Через несколько секунд, справившись с приступом, она продолжила: — Как если стоять в комнате и вглядываться в её темноту, ощущая присутствие чудовищ. Можно стоять и бояться дальше, а можно обернуться и выйти из этой комнаты в другую, более светлую и наполненную солнцем. То есть один простой вдох ведёт к выходу из комнаты, в которой много тревожных мыслей.

— Получается… там, на улице, ты тоже считала вдохи?

— Я начала их считать ещё в доме. И когда шла. И когда была там… И до сих пор. Я всегда их считаю.

— И до какого момента ты будешь их считать? Когда остановится их счёт? Ведь… не будешь же ты их считать вечно?..

— Я пока не выбрала, до какого момента, — тихо ответила она. — Но мне кажется, он близок.

— Хмм… — протянул Никита, решив не уточнять количество насчитанных ею вдохов, боясь, что собьёт со счёта.

— Подыши со мной? — предложила Лиза.

— Так мы сейчас что, не дышим, что ли?..

— Ты не считаешь вдохи, ты отвлечён. Ты смотришь в тёмную комнату и боишься. А нужно только развернуться и выйти в другую. Давай дышать вместе и мысленно считать вдохи. Ты — свои, я — свои. Так и согреемся.

— Ну… хорошо… — произнёс Никита.

Считая вдохи, через удивительно короткое время ему действительно стало легче. Мысли будто утекали вместе с водой через сточное отверстие, и создавалась простая успокаивающая последовательность.

Вдох…

Выдох.

Шум льющейся воды…

Вдох…

Выдох.

Звук воды всё дальше…

Вдох…

Выдох.

Теперь заряженное физическими и психическими нагрузками получасовое блуждание в жуткую метель по тёмным окрестностям района казалось Никите всего лишь нелепым сном. Как будто оно не имело абсолютно никакого значения. Теперь ведь этого уже нет. Теперь — это лишь призрачное воспоминание.

— Мне нравится с тобой, — произнесла Лиза, чем сбила счёт Никиты.

Он повернул голову и посмотрел на неё.

— Мне тоже, Лиза, нравится с тобой, но… — замялся он, а затем опустил голову, стараясь не глядеть ей в глаза.

— Её любишь тоже, да? — прошептала Лиза.

Никита какое-то время молчал. Он опустил руку с душем, и теперь поток воды убегал куда-то к их ногам.

— Я сделал кое-что плохое по отношению к тебе, — выговорил Никита. — В тот день, когда Соня разбила окно…

— Я знала, что ты меня трогаешь.

Никита невольно встрепенулся.

— Но… почему же ты ничего не сделала?.. Почему ничего не сказала? Ведь… если ты чувствовала, то…

— А зачем? — Лиза тоже отвела взгляд. — Мне нравилось то, что ты делал. И мне нравилось, что это делал именно ты… Я читала об этом только в книгах и видела по телевизору. И всегда пыталась представить, каково это, когда к тебе прикасается мужчина: сильный, тёплый…

— Лиза!.. — щурясь от внутренних терзаний, проговорил Никита. — Я твой брат. Хоть и двоюродный, но брат. Это неправильно. Я не должен был…

— Это не так. Ты не мой брат.

— Да, конечно, не родной брат, а только двоюродный, но всё же…

— Ты не являешься мне родственником, пойми, Никита.

Парень в недоумении уставился на Лизу.

— Что ты хочешь этим сказать?

Лиза несколько мгновений молча смотрела на Никиту, а затем, положив голову ему на плечо, вздохнула.

— Я тебе кое-что расскажу…

* * *

Укутав Лизу в большое махровое полотенце, Никита понёс её в зал. Утро не спешило светать, и казалось, что окончание ночи прячется ещё где-то далеко за горизонтом. Положив Лизу на диван, Никита накрыл её двумя одеялами. Она ещё дрожала, лицо было болезненно-бледным. Ко всему прочему у девушки начались непрекращающиеся приступы кашля. Осторожно приподнимая и придерживая её, Никита подносил ей чашку горячего чая. Пока она пила, он не отрывал от неё взгляда.