Хранитель сердца - [15]

– Дороти… ты помнишь, что я говорил тебе о Льюисе в первый раз?

– Да, Пол. Но теперь он тебе нравится, не так ли?

– Да, только я… – Он запнулся. Для Пола это редкость. Потом взял мою руку, поцеловал ее. – Он… ты знаешь, я думаю, он не совсем нормальный. Он в самом деле чуть не убил того бородача.

– Кто будет нормальным после кусочка сахара, пропитанного этой дрянью? – задала я логичный вопрос.

– Главное в том, что он просто буйный, и мне не нравится, что ты живешь с ним.

– Честно говоря, я думаю, что он очень любит меня и никогда не причинит мне вреда.

– Во всяком случае, он скоро станет звездой, и ты избавишься от него. Грант говорил мне. В следующем фильме ставку делают на него. К тому же он талантлив. Дороти, когда же ты выйдешь за меня замуж?

– Скоро, – ответила я, – очень скоро.

Наклонившись, я легонько поцеловала Пола в губы.

Он вздохнул. Я оставила его на террасе и пошла в дом взглянуть на будущую суперзвезду. Льюис распластался на полу на моем мексиканском ковре, голова его покоилась на руках. Я прошла на кухню, сварила кофе и наполнила чашку для Льюиса, одновременно репетируя про себя речь о вреде наркотиков. Потом вернулась в гостиную, присела рядом с Льюисом, похлопала по плечу. Бесполезно

– Льюис, выпей кофе! – Он не пошевелился. Я тряхнула его, но, возможно, в тот момент он сражался с тучей китайских драконов и многоцветных змеев. Меня это рассердило, но я тут же вспомнила, как он защищал меня часом раньше, а это любую женщину делает более снисходительной. – Льюис, дорогой мой, – промурлыкала я.

Он перевернулся на спину и бросился мне в объятия, сотрясаясь от неистовых рыдании, которые почти задушили его и испугали, меня. Спрятал голову у меня на плече, кофе расплескался по ковру, а я, тронутая и испуганная одновременно, слушала сбивчивые признания, слетавшие с его губ и тонувшие в моих волосах:

– Я мог бы убить его… О!.. Я должен был… еще секунда… еще одна секунда… Сказать такое… тебе… о!.. Он был у меня в руках… да, был…

– Но послушай, Льюис, нельзя же так драться с людьми, это же неразумно.

– Свинья… он просто свинья… глаза зверя! У них у всех звериные глаза… у всех… ты не понимаешь… Они разъединят нас, они доберутся и до тебя тоже… до тебя, до тебя, Дороти.

Я гладила его волосы, целовала виски. Я успокаивала ребенка, расстроенного ребенка.

– Ну успокойся, – бормотала я. – Пойма, ведь это же пустяк.

От сидения на корточках с навалившимся на плечо Льюисом у меня начало сводить икры, и я сказала себе, что подобные сцены не для женщины моего возраста. Чтобы вернуть Льюису уверенность и вкус к жизни, нужна молодая невинная девушка. Я ведь хорошо знала, какой может быть жизнь, знала очень хорошо. Наконец Льюис немного успокоился. Я осторожно высвободилась, уложила его на ковер. Потом укрыла шерстяным платком и, измученная, пошла наверх спать.

X

Среди ночи, я проснулась, дрожа от страшной мысли. Почти час я сидела в темноте, как сова, собирая вместе обрывки воспоминаний. Затем, все еще дрожа, спустилась вниз, на кухню, сварила кофе и, подумав, плеснула в чашку коньяка. Занималась заря. Я вышла на террасу, посмотрела на восток, где тянулась длинная, бледная, но уже синеющая полоса, на «ролле», снова атакованный сорняками к концу недели – пятница, на любимое кресло Льюиса, на свои руки, вцепившиеся в перила. Я все еще дрожала. Не имею понятия, сколько простояла я на террасе вот так, держась за перила. Время от времени пыталась сесть в кресло, но та же страшная мысль тут же поднимала меня на ноги, как марионетку. Я не смогла даже зажечь сигарету.

В восемь часов жалюзи в окне Льюиса стукнулись о стену над моей головой, и я вздрогнула. Услышала, как Льюис спустился вниз, насвистывая, зажег газ. Казалось, ЛСД уже выветрился. Глубоко вдохнув утреннего воздуха, я вошла на кухню. Льюис удивился, увидев меня, а я, застыв, секунду разглядывала его: такой молодой, красивый, благородный.

– Извини за вчерашний вечер, – вздохнул он. – Я больше никогда не притронусь к этой гадости.

– Вот что, – сурово начала я и села наконец на стул. Возможность с кем-то поговорить, пусть даже с ним, странным образом успокоила меня. Льюис наблюдал за кофейником, но что-то в моем голосе заставило его посмотреть на меня.

– Что случилось? – В халате, с удивленно поднятыми бровями, он казался таким невинным, что у меня за родились сомнения. Лоскутки совпадений, косвенных улик, замечаний, которые ночью я соединила вместе, снова рассыпались.

– Льюис… Ведь не ты же убил их, правда?

– Кого?

Вопрос обескуражил меня. Я не решилась поднять на него глаза.

– Их всех: Фрэнка, Лолу, Болтона.

– Да.

Я застонала и откинулась на спинку стула. Льюис же продолжал в размеренном тоне:

– Но тебе не надо беспокоиться. Улик нет. Они больше не будут досаждать нам. – При этом он добавил в кофейник немного воды. И тут я, наконец, взглянула на него:

– Но, Льюис… ты что, сумасшедший? Ты не можешь убивать всех подряд, этого же нельзя делать. – Последняя фраза показалась мне слишком наивной, но его признание столь ошарашило, что я не смогла найти правильных слов. А кроме того, в стрессовых ситуациях мне на ум приходят лишь фразы из лексикона монастырей и учебников хорошего тона, сама не знаю, почему.