Хранитель - [23]

— А новый вождь не искал с вами встречи? — спросил Ручкин у Анны Серафимовны, слушая пламенную речь нового мэра. — Ведь именно вы открыли ему дорогу во власть.

— Нет, — ответила старушка. — Такие, как Копытин, как только заберутся наверх, сразу забывают обо всех, кто им помогал.

У нас полстраны таких, — с горечью заметил журналист.

А пьяная и пока что счастливая толпа с упоением слушала нового главу и периодически хлопала и поддакивала ему в унисон.

— Впереди нас ждут большие перемены, огромные свершения и новые возможности! — всё больше распаляясь, говорил Копытин. — Я, Иван Серафимович Копытин, вам это обещаю.

— Ураа, молодец, Копытин! — кричали голоса из толпы.

— Но, чтобы начать новую жизнь с чистого листа, чтобы забыть о прежних невзгодах и перечеркнуть всё то плохое, что было раньше, предлагаю переименовать наш посёлок. Теперь мы будем называться Красная Звезда. Красиво, благородно и гордо.

— А что, звучит, — сказал кто-то в толпе.

— И я верю, что Красная Звезда прогремит на всю страну, — продолжил мэр. — Да что там на страну — на весь мир. Пред нами откроются новые горизонты, товарищи. И вместе с ними падёт и стена. К нам ещё на экскурсию будут приезжать, уж поверьте мне.

Он ещё долго говорил, толпа весело ему аплодировала, но внимание журналиста и чекистки отвлёк подбежавший к ним мальчик. Это был Семён. Он тяжело дышал, запыхавшись от бега.

— Еле вас нашёл, — произнёс мальчонка, сняв шапку и вытерев пот со лба.

— Шапку надень, простынешь, — произнесла заботливо Анна Серафимовна.

— Вам записка от учителя, — произнёс маленький Сёма, протянув лист бумаги Ручкину, и надел шапку.

Журналист развернул лист и принялся читать: «Жду Петра Алексеевича в час ночи возле башни. Только его одного. Иначе Зинаида умрёт».

* * *

Вечером в доме старушки троица держала совет.

— Итак, что мы решили? — спросила Анна Серафимовна, расположившись в кресле.

— Надо идти, вариантов нет, — произнёс Ручкин, достав из пачки сигарету. — Тем более по моей вине погиб уже один человек, не хочу, чтобы погиб второй.

— Это опасно, Петя, мы не знаем, с кем имеем дело, — парировала старушка.

— Я пойду. И пусть он хоть чёрт, хоть дьявол, вытрясу из него душу, — вставил решительно Фрол.

— Нет, Фрол, с Самуилом Степановичем этот фокус не пройдёт, — сказал журналист, раскуривая сигарету. — По каким-то причинам он хочет видеть именно меня. И рано или поздно эта встреча состоится. Так пускай уж рано, ни к чему рисковать жизнью девушки.

— Спасибо, Пётр Алексеевич, — произнёс дворник. — Я думал, вы откажетесь, ведь вы же не обязаны.

— Путь воина — путь смерти, — ответил журналист.

Анна Серафимовна встала с кресла и куда-то удалилась.

— Буду неподалёку от вас, — продолжил Фрол. — Буду держаться чуть поодаль, чтобы вы были в пределах видимости. Уж поверьте, я сделаю так, что Энштен меня не заметит.

Старушка вернулась, держа в руках какой-то предмет, завёрнутый в тряпку. Она молча протянула его Ручкину. Журналист взял его в руки, развернул. Это был кинжал. На вид довольно-таки старый. Лезвие его блестело и отражало лицо Ручкина. Посередине лезвия было тёмное пятно, вкрапление какого-то другого металла. На деревянной рукоятке была выжжена надпись: «И в белый саван я войду».

— Старый кинжал, достался мне от одного человека, которого я когда-то любила, — пояснила Анна Серафимовна. — Возьми, Петя, вдруг пригодится.

— Ему бы лучше пистолет, — произнёс дворник.

— Ага, и пули серебряные, — добавил Ручкин, и все трое засмеялись.

День семнадцатый Гегард

Ночь была тёмная. Пётр Алексеевич шёл уже знакомой дорогой к башне. В прошлый свой визит к этому месту он получил удар по голове, поэтому оптимизма сегодняшняя прогулка не добавляла. Где-то неподалёку шёл Фрол, но всё равно на душе было неспокойно. Он остановился, разглядывая снег под ногами. «Надо же, а когда вокруг снег, вроде село как село», — подумал про себя журналист. Он слегка разрыл носком ботинка снежный покров, так, чтобы показалась земля. Красная! Журналист вздохнул и продолжил путь. Уже виднелся силуэт башни. Подойдя поближе, он увидел в тусклом свете звёзд двух человек. Это были Энштен и Зина. Учитель держал продавщицу за руку.

— Подойди поближе, — проговорил Самуил Степанович, заметив Ручкина.

Журналист сделал несколько шагов и подошёл вплотную к людям. Сердце бешено колотилось.

— Отпусти её, — тихо проговорил Пётр Алексеевич, облизнув пересохшие от страха губы. За спиной послышалось тяжелое дыхание и хруст снега. Это бежал Фрол.

— Отпускаю, — сказал Энштен, оттолкнув от себя Зину и схватив журналиста за руку.

Ручкин почувствовал стальную хватку на своём запястье. В тот же миг голова его закружилась, в глазах потемнело, а ноги стали ватными и подкосились. В ушах появился гул, тело пронзила боль. Ручкин громко закричал.

Зинаида, пробежав несколько метров, упала в объятия Фрола, а он смотрел вперед, туда, где ещё секунду назад находились двое мужчин, а сейчас была пустота.

* * *

Пётр Алексеевич открыл глаза и увидел тёмное небо над собой. Спиной он ощущал холодный камень. Он привстал и огляделся вокруг. В темноте виднелся силуэт скалы, в котором были выдолблены кельи, каменные лестницы, часовни. Повернув голову вправо, он увидел Самуила Степановича, одетого в белый саван и идущего к нему. Ручкин ощущал, как он седеет с каждой секундой.