Хранитель ключа - [5]

Чугункин кивнул и задумался: да, действительно, моральное состояние верной части оставляли лучшего. Всего три дня назад двух поймали на мародерстве. Суд тянулся десять минут, приговор к расстрелу был приведен в исполнение публично взводом красноармейцев.

Чтоб разбавить молчание, Чугункин спросил:

— А как вас звать-то?

— Геллер моя фамилия. — ответил пленный. — Рихард Геллер.

Чугункин посмотрел на Аристархова. Тот коротко кивнул: именно так.

Молчание продолжилось, но, наконец, Чугункин поднялся и сообщил, что ему надо отлучиться по делам. Хотя по лицу было видно: не по делам, а по нужде. Может, он мог бы отойти за ближайшие кусты, но отчего-то не стал этого делать.

Возможно, сделал это намеренно, дабы оставить старых знакомых наедине. Глядишь, пока комиссара не будет, все и решиться: может пленный рванет, а его кто пристрелит. Может, побегут оба, часовому придется тяжелей, но этот военный специалист уже давно был под подозрением комиссара. И если случится предательство, то пусть это произойдет сейчас.

Проходя, Чугункин что-то шепнул часовому. Тот кивнул и напрягся.

Молчание, оставленное комиссаром продолжалось и далее. Аристархову не хотелось разговаривать вовсе, он злился на Клима, за то, что тот ушел, оставив Евгения в дурацком положении.

Заговорил пленный:

— Когда мы с тобой виделись последний раз? Кажется, совсем недавно…

— В прошлом году. — отрезал Евгений.

— Я же говорю — недавно.

Аристархов кивнул:

— Ну да, еще недавно было лето, а нынче уже пол-одиннадцатого… Сейчас год — это целая эпоха.

Еще когда они служили вместе, Геллер заметил: с Аристарховым совершенно невозможно говорить, когда тот сам того не хочет. Будет отвечать односложно. Станет эксплуатировать тот факт, что все его считают чужаком, делать вид, что не понимает о чем речь.

Ну вот, времени все меньше и меньше. Придет комиссар — и выбраться отсюда станет сложней. Что делать, что делать, ведь действительно: так могут и убить.

Потому Гелелер пошел напролом:

— Аристархов, приятель, ты же меня не убьешь? Ты меня отпустишь?

Строго говоря, приятелями они никогда не были. Бывало, пили вместе, играли в штос по-маленькой, не столько ради выигрыша, сколько для удовольствия. Везло все больше Геллеру, но поскольку ставки были невелики, то Евгений зла на штабс-капитана не держал. Но и особо нежных чувств не испытывал…

— Отпусти, не убивай, — частил пленный, — глядишь, и я тебя когда-то отпущу.

— Если я тебя сейчас пущу в расход, — ответил Аристархов, то и в перспективе мне тебя бояться не надо…

Геллер замолчал и кивнул: в словах Аристархова была просто убийственная логика.

В вихре гражданской войны пленных часто не брали, раненых добивали.

Геллер не питал иллюзий: его никто не любил. Женька Аристрахов, которого он за глаза звал «жиденком» или «выкрестом», наверняка не был исключением. Мало того: Геллера боялись многие, подавляющее большинство тех, с кем он сталкивался. Говориться же, что католические храмы строят не для красоты, а для того, чтобы вселять в сердца страх и панику. Геллер был человеческим аналогом католического собора.

Многие думали, что как раз Аристархова Геллер не пугает. На самом деле это все обстояло не совсем так: чувство было загнано так глубоко, что о нем часто забывал и сам носитель.

Может и вправду: если расстрелять пойманного, одним полуврагом станет меньше. Но что это меняло глобально? Аристархову внезапно стало жаль пленного: все же как ни крути, человек смотрит в глаза смерти.

— Ты уж прости… — Евгений задумался, подбирая обращение. — Прости, старина, но тут не от меня все зависит. Здесь от меня вовсе ничего не зависит на самом деле. Есть у нас комиссар — как он решит, так и будет…

— А может, рванем отсюда вдвоем?..

Аристархов покачал головой.

Когда Чугункин вернулся, то застал лишь хвост разговора:

— Тебе надо было бросать оружие и уходить за речку вплавь.

— Да ну тебя! И чтоб я там делал мокрый без коня и оружия…

Затем похлопал себя по карманам. Опровергая данные ранее показания, из промокшей одежды достал пропитавшийся водой коробок со спичками, портсигар серебряный, тяжелый. Отщелкнул крышку — внутри было пусто.

— Ну вот… — обиделся Геллер на портсигар, затем повернулся к Аристрахову. — У тебя не будет закурить?

— Я не курю — ты же знаешь…

Геллер пожал плечами.

— Ну, мало ли, вдруг начал? Времена нынче нервные. А у товарища комиссара нету?

— Он тоже не курит. — отрезал Аристархов даже раньше, чем Чугункин успел открыть рот.

— А у солдат попросить хотя бы махорочки?

Прием был стар как мир, и Аристархов его, безусловно, знал: сперва выторговать у хозяев папиросу. А уж если они для тебя сбегают — так это вовсе хорошо. Затем закинуть ногу на ногу, прикурить, повести разговор неспешно, словно пленный здесь на самом деле — господин.

— Не боись, до смерти еще покуришь! — Срезал Аристархов.

…И улыбнулся.

Но улыбочка у него получилась настолько кривой, что Геллер заметно вздрогнул.

— И на что ты надеялся?

— Да как-то особых планов не было… Думал, может удастся просидеть в камышах до вечера.

— До вечера еще далече… — заметил Аристархов.

Геллер отмахнулся от этого рукой как от несущественного: