Хранитель Бездны - [52]

Мертвый город оделся в серый, неуютный туман. Редкие прохожие отчаянно кутались в верхнюю одежду, сражаясь с пробирающим до костей ветром, держались за шляпы и не смотрели на проезжающий мимо тарахтящий «Москвич». Деревья, голые и сухие, клонились к земле. На иссохших ветвях, подобно часовым, сидели вороны. То одна, то другая взлетала с хриплым карканьем, потревоженная ветром, и тотчас же обессиленно садилась обратно.

По обе стороны дороги тянулся бесконечный, усыпанный мусором серый пустырь. Попадались двухэтажные, почерневшие от времени дома. Подобно вросшим в землю мегалитам, они кренились к дороге, зияя черными грязными провалами окон. Возле одного из таких домов, на детской площадке, Андрей, к удивлению своему, заметил стайку худых, одетых в тряпье детей. Они с неожиданной яростью прыгали на чем-то, лежащем в песочнице. Увидев машину, они разом остановились и вытянувшись в струнку, уставились на «Москвич», провожая его сосредоточенными глазами. Андрей попытался было разглядеть то, что лежало за их спинами, но в это мгновение Громов тихо произнес: «Парк, мать его».

Он повернул голову и вдалеке, за замусоренным полем пустыря, увидел, как за высоким разноцветным забором, на фоне серого мертвого неба, медленно поворачивается гигантское колесо обозрения. Ему даже показалось, что он заметил в кабинках людей, но как можно было быть уверенным на таком расстоянии? Почему-то, цветной забор, а в особенности колесо произвели на него тягостное, гнетущее впечатление. Вдруг стало тяжело дышать. Воздух словно загустел и зловонным дегтем медленно вливался в легкие. Андрей закашлялся и отвернулся, почувствовал резкую боль за висками. Ему почудилось, что кто-то внимательно и неприязненно смотрит на него из-за забора. Нет, не так. Ему почудилось, что его разглядывает само колесо обозрения.

Чувствуя себя оглушенным, он отвернулся и, как сквозь вату, услышал тяжелый задыхающийся кашель. Громов, согнувшись в три погибели, все никак не мог прокашляться — с усилием втягивал в себя воздух и снова заходился в приступе.

— Ну-ну! Ну же! — Кольцов ударил приятеля по спине несколько раз. — Все уже прошло. Проскочили!

И вправду, дышать стало много легче. Словно давление воздуха вернулось в норму. Даже унылый пасмурный свет за окном казался более ярким.

— Что?..

— Вы тоже почувствовали, да? Простите, я думал у вас полный иммунитет. Впрочем, сегодня излучение куда сильней, чем обычно. Такое бывает, — Кольцов пожал плечами, — не важно, мы уже далеко.

Они свернули на узкую двухполосную дорогу, разбитую настолько, что «Москвич» чудом только не попадал в ямы. Кольцов сосредоточился на дороге, стараясь по возможности не снижать скорость.

— А вы… водить ведь умеете? — неожиданно осведомился Громов.

Андрей не сразу даже понял, что обращаются к нему. Громов сидел совершенно прямо, как аршин проглотив.

— Да… — он внезапно подумал о грузовиках. Огромных, большегрузных монстрах.

Он подумал о луне.

— Я…кажется умею водить грузовик, — неожиданно сказал он.

— Вот оно как, — буркнул Громов, — а я дальше категории «Б» не продвинулся. Все недосуг было, — он погрузился в молчание.

«Странно — подумал Андрей, — Громов уже спрашивал об этом. Точно спрашивал» Он пожал плечами и выбросил мысль из головы.

Дома, кренившиеся по обе стороны дороги, казались все более заброшенными. Крыши зияли черными дырами; большая часть окон была разбита и лишь кое-где заклеена хлопающими на ветру кусками целлофана. Тут и там скрипели двери узких темных подъездов. Андрей подумал было, что здесь никто не живет, не может жить в таких условиях, и, словно в опровержение его слов, на балконе второго этажа одной из развалюх появилась женщина, одетая в едва запахнутый на груди халат. В руках она сжимала влажный ком. Вот она начала разворачивать ком, и он жирно заблестел нездоровой желтизной в мутном туманном воздухе. Мгновение и женщина скрылась из виду, поглощенная туманом.

У обочины были кое-как припаркованы автомобили — многие из них проржавели до дыр. Некоторые разложились до остовов — металлические скелеты неприятно резали туман, морды слепо скалились черными решетками радиаторов. Впрочем, попадались и относительно целые экземпляры. Возле одного из таких — ободранного микроавтобуса — озадаченно толпились угрюмые бородатые мужчины. Один из них, размахивая руками, что-то доказывал окружающим, но туман поглощал звуки его речи, и казалось, что за стеклом разыгрывается немой спектакль.

Внезапно его осенила мысль.

— Скажите, а если попытаться через бар? — спросил он.

Кольцов промолчал, не подав виду, что понял его. Громов безнадежно покачал головой.

— Все приходят через бар, — каким-то совершенно потерянным голосом сказал он, продолжая смотреть на унылый пейзаж за окном, — кроме лишенцев, разумеется. Но в бар нельзя вернуться. Это… знаете ли, против правил. Там можно остаться, впрочем, однако, практика показывает, что никто… или почти никто так не поступает.

— А вы пробовали? Вернуться?

Громов внезапно рассмеялся безрадостно.

— Там по дорогам бродят … Нет, я не пробовал. Но я здесь достаточно давно и мне не нужно хвататься за огонь, чтобы убедиться в том, что он обжигает.