Хранитель Бездны - [10]

Андрей открыл было рот, но мужчина предупредил его вопрос:

— И не спрашивай меня ни о чем, Кирилл. Я тебе все, что мог, сказал и как мог — помог. Мне тебя по-человечески должно быть жалко, конечно. Вот только судьба твоя, как это говорят-то… вне моей компетенции. Ну и ладно.

Он начал тормозить, на сей раз медленно, плавно снижая скорость. Остановившись, не стал глушить двигатель, но зачем-то выключил фары. Теперь Андрей понял, что еще не совсем стемнело — во всяком случае, он мог разглядеть дорогу, уходящую вперед, и все те же осточертевшие поля вокруг.

Он удивленно уставился на своего водителя. Тот махнул рукой вперед.

— Отсюда не видать, — с видимым сожалением произнес он, — потому как дорога идет на пригорок малость, а потом, сразу за холмом, поворот направо. Как выйдешь на поворот, метрах в пятидесяти, не более, будет автовокзал. Ну, ты его не пропустишь. Паша перегнулся через Андрея, обдав его сивушным духом, и открыл скрипучую дверь. В салон ворвался холодный воздух.

— Иди, — выдохнул мужчина.

Андрей пожал плечами и протянул ему руку, но тот не отреагировал, упрямо глядя вперед.

— Спасибо, Паша, — тихо произнес Андрей и вышел из машины. Пройдя буквально несколько шагов по обочине, он услышал, как «Победа» с ревом и визгом рванула вперед, объехала его, развернулась по широкой оси и, не включая фар, унеслась прочь, набирая скорость. Вскоре рокот мотора превратился в гул, гул в эхо, и вот уже только едва различимые полосы, оставленные плохонькой резиной на асфальте, указывали на то, что Андрею не пригрезилась поездка во тьме.

4

Оглядевшись вокруг, он не заметил видимых отличий от того места, где находился, пока Паша не подобрал его. Пожав плечами, побрел вперед, чувствуя, что дорога действительно идет в гору. Пройдя метров сто, остановился, с удивлением понимая, что запыхался так, словно был на большой высоте, где каждый шаг дается с трудом. Одновременно он понял, что действительно бывал в горах и знаком не понаслышке с разреженным воздухом высот. Упрямо хмыкнув, он продолжил путь и через метров сто, запыхавшись, вынужден был снова передохнуть.

— Вот же черт, — произнес он вслух. Не хватало только сердечного приступа в этой глуши.

Он упорно продолжал подъем: дорога теперь пошла резко вверх. Еще через пять минут он почувствовал, как усталость его достигла предела; ему казалось, что, несмотря на тяжелое и частое дыханье, в легкие почти не поступает воздух; ноги налились свинцом, перед глазами плясали блестящие мушки.

Еще несколько шагов — и все вдруг прошло, как рукой сняло.

Не удивляясь более, Андрей продолжал идти и буквально через минуту понял, что достиг вершины холма. За нею дорога резко уходила вправо, оставляя слева все те же бескрайние поля.

Прямо перед ним, буквально метрах в двадцати, подсвеченное несколькими тусклыми фонарями, располагалось приземистое двухэтажное здание с огромными окнами, занимающими почти весь фасад. На парапете, отделяющем первый этаж от второго, расположились черные в неверном свете фонарей буквы, складывающиеся в слово «АВ…ОВОКЗАЛ». Буква «Т» трупом лежала на асфальте перед полуоткрытыми входными дверьми, за которыми угадывался истерически ярко освещенный зал ожидания.

Широкий паркинг перед зданием был абсолютно пуст. Дорожное полотно разветвлялось и опоясывало автовокзал; справа дорога оканчивалась еще одним паркингом, на котором скрытые полутьмой были расположены в ряд немногочисленные бочкообразные древние автобусы. Слева шоссе немного сужалось и упиралось в перпендикулярно идущую дорогу, по обе стороны которой стояли темные, неосвещенные пятиэтажки в окружении сбросивших листву деревьев.

Андрей замер, не веря своим глазам. Он просто не мог не заметить крыш домов, света фонарей, сухих деревьев, многие из которых росли вровень с пятиэтажками.

Но он их не видел. Он не видел ровным счетом ничего, кроме шоссе, что, казалось, уходило прямо в небо, все то время, что он карабкался на пригорок. Он оглянулся, подсознательно ожидая увидеть крутой склон, — это послужило бы пусть и ненадежным, но все же — объяснением.

Дорога за его спиной полого уходила вниз. По всем законам оптики и здравого смысла он должен был заметить и автовокзал, и город еще несколько минут тому. Складывалось впечатление, что они были сотканы из теней в тот момент, когда он оказался наверху склона, запыхавшись так, словно проделал многочасовой путь в верхогорье.

Что за чертовщина? Он с трудом подавил желание протереть глаза, понимая, что город и автовокзал — вот они(!) — настолько материальны, насколько материальным может быть камень и бетон. Их реальность не вызывала сомнений, и все же он был уверен, он готов был поклясться, что минуту назад на их месте была лишь…тьма.

Город, открывшийся ему, оказался весьма странным. Не было видно положенных любому населенному пункту предместий, пригородных строений, автозаправок, СТО, чертовых стихийных рынков, в конце концов. Здания начинались сразу за автовокзалом, черными монолитами бросая вызов логике. Не было слышно звуков, сопровождающих жизнь человеческого муравейника: автомобильных моторов, шуршащих по асфальту шин, резких и требовательных клаксонов; далеких человеческих голосов; тихого и практически незаметного гудения, обозначающего бег электрического тока по проводам, — непреложных признаков жизни. Город стоял черный и мертвый. И черные мертвые деревья о чем-то просили у неба, вздымая руки-ветви навстречу небесной тьме.