Хранилище ужасных слов - [3]

Талья в испуге огляделась, не следит ли за ней кто-нибудь, но к тому моменту трамвай практически опустел. Тем лучше — она спокойно доедет до места, осмотрится, а там видно будет. Если бы папа подарил ей на Рождество мобильный, как у всех девчонок, она могла бы позвонить и сказать, где находится, чтобы в случае чего ее можно было найти. Но отец никогда о ней не думал и вообще не думал ни о чем, кроме своей работы да еще споров, которые в последнее время они с мамой вели постоянно.

Трамвай остановился. Они прибыли на последнюю остановку. Когда водитель вышел покурить, в вагоне оставались только она и какой-то паренек, по виду ровесник ее брата.

— Через пять минут уезжаю! — крикнул водитель, заметив, что пассажиры выходят, растерянно озираясь по сторонам, но тут рядом затормозил трамвай, двигающийся в обратном направлении, и он отвлекся на болтовню с приятелем.

Талья взглядом поискала в глубине улицы серое здание, но вокруг все было затянуто пылью, так как только что на раскинувшейся неподалеку строительной площадке произвел разгрузку огромный самосвал. (Она поправила рюкзак и пошла туда, где должно было находиться хранилище. Парень из трамвая двигался ho другому тротуару, по теневой стороне, но в том же направлении, и она украдкой на него поглядывала. Блондин, высокий, как баскетболист, с широкими плечами и пружинистым шагом — с такими длинными ногами он мог бы давно ее обогнать, однако не делал этого, будто не знал, куда идти, или боялся слишком быстро добраться до места.

Приблизившись к стройке, Талья сошла с тротуара, обогнула самосвал и снова посмотрела в глубь улицы. На другой стороне пересекавшего ее проспекта с жилыми домами и фонарями вздымалось старое уродливое серое здание с разбитыми окнами. Вероятно, это оно и есть.

По спине поползли мурашки — ледяные муравьи страха. Вот бы сейчас оказаться дома, за уроками, чтобы не оставлять их на выходные, или с Пепой перед телевизором, или в школе, пусть даже на ненавистной физкультуре.

Где угодно, только не тут, в этом неизвестном районе, когда нос забит пылью, по шее течет пот, в желудке пустота, но не от голода — хотя после утреннего молока у нее крошки во рту не было, — а от волнения. И все-таки назад пути нет. Она должна рискнуть.

У перекрестка Талья внимательно посмотрела по сторонам, нет ли машин, но тишину нарушало лишь урчание все того же самосвала, и она быстро перешла дорогу. Птицы здесь не пели, потому что, сколько хватало глаз, не было ни единого дерева, а люди, наверное, сидели на своих фабриках или уже кончили работу, часы-то показывали почти три. Солнце, разбиваясь о мрачные квадратные громады, с трудом высекало искры из ветровых стекол нескольких припаркованных автомобилей — и вокруг ни души…

…Ни души, если не считать ее попутчика, который с противоположного тротуара тоже разглядывал жуткое здание, то и дело проводя языком по зубам, будто чистил их; во всяком случае, губы у него двигались непрестанно. Может быть, он ищет то же место и ему так же страшно. Вот если бы войти туда вместе…

Талья снова взглянула на предполагаемое хранилище, а парень тем временем перешел на ее сторону улицы. Теперь она могла хорошо рассмотреть это заброшенное строение, двор, усыпанный осколками разбитых окон, заросшие сорняками ступени у входа, облупленные стены, полуразвалившийся фасад. Неужели там кто-то есть, как сказал старик? Если только пьяницы или нищие, но тогда заходить туда — сущее безумие.

Она услышала шаги и хруст стекла под ногами и обернулась, не представляя, как себя вести и что говорить. У парня были светлые глаза и жидкая русая бородка. Издали он выглядел привлекательнее.

— Ты тоже?.. — начала она и замолчала, потому что парень энергично затряс головой, мол, да, тоже.

— Кто тебе сказал? — спросила Талья. — Пожилой сеньор в парке?

— Нет, одна старушка, соседка, которая никогда не выходит из дома. Она услышала, как Хайме шарахнул дверью, и пришла сказать… что делать.

— А кто это — Хайме?

— Мой лучший друг. Бывший лучший друг. Мы рассорились.

— Из-за того, что ты сказал?

— Откуда ты знаешь? — Он прищурился и с подозрением на нее взглянул.

— Потому что я сама сказала кое-что ужасное.

— Подружке? — Парень снисходительно улыбнулся, как улыбаются взрослые детям, чьи неприятности, по их мнению, не идут ни в какое сравнение с их собственными.

Если бы не эта ухмылочка, она ничего не стала бы объяснять, а тут не сдержалась:

— Маме. Она ушла из дома. По моей вине.

Улыбка сползла с его лица, он сглотнул.

— Войдем?

Талья кивнула и чуть не взяла его за руку, но вдруг сообразила, что это совершенно незнакомый человек, и так и осталась с протянутой рукой. Парень истолковал ее жест по-своему и слегка покраснел.

— Извини, — сказал он, полагая, что девочка хотела представиться. — Меня зовут Пабло.

— А я Наталья, но все зовут меня Талья.

Они пожали друг другу руки и, похрустывая искрящимися, как алмазы, осколками, медленно двинулись вперед; вскоре тень от навеса над входом накрыла их с головой.

Здесь: Четыре

В три десять Мигель Кастро вышел с работы и прошел пару кварталов до бара, где обычно обедал с коллегами из близлежащих банков, но, увидев их у стойки, смеющихся над очередными солеными шуточками Контрераса, решил отправиться в другое место. Ему было не до шуток и тем более не до откровенных излияний перед этими ребятами, которые скоро спокойно пойдут домой в предвкушении выходных. Для него выходные кончились. Ана все-таки ушла, Диего не намерен в подобной ситуации сидеть дома и мечтает побыстрее сбежать к Педро, а вот что делать с Тальей, непонятно.