Храмовый тигр - [16]

Я расположился лицом к холму, спиной — к оврагу. Любое животное, которое спускалось бы по склону, могло ясно видеть меня, но я рассчитывал, что тигр появится снизу и не заметит меня, пока не подойдет к добыче. Вол, белый, лежал на правом боку ногами в мою сторону примерно на расстоянии пятнадцати футов. Я залез на дерево в четыре часа дня, а часом позже на краю оврага двумястами ярдами ниже закричал каркер: появился тигр, и каркер, заметив его, поднял тревогу. Крик каркера слышался хорошо, потом все слабее и слабее, пока не замер за выступом холма. Это означало, что тигр залег, увидев свою добычу. После рассказа Бадри о причинах неудачи при попытках убить тигра возле его жертвы я предвидел, что это случится. Тигр будет лежать, прислушиваясь и глядя в оба, пока не убедится, что рядом с добычей нет человека, и лишь после этого подойдет к ней. Шло время, спустились сумерки; очертания предметов стали неясными, потом вовсе исчезли. Вол еще смутно белел, когда где-то в овраге треснула ветка и крадущиеся шаги стали приближаться ко мне; шаги смолкли совсем рядом. Минуту или две стояла мертвая тишина, потом я услышал, как тигр улегся на сухие листья под моим деревом.

На закате сгустились облака, и теперь тучи сплошным пологом закрывали звезды. Вокруг было черным-черно, когда тигр наконец встал и направился к добыче. Как я ни напрягал зрение, мне не удавалось разглядеть ни белого вола, ни тем более тигра. Подойдя к добыче, он начал на нее дуть. В Гималаях, особенно летом, трупы животных привлекают массу шершней, большая часть которых улетает с наступлением темноты, но некоторые, отяжелев от выпитой крови, не могут взлететь и остаются на месте. Тигр, возможно, имел уже горький опыт и теперь, прежде чем приступить к еде, сдувал присосавшихся к волу насекомых. Мне не имело смысла торопиться с выстрелом: как ни близко находился тигр, он не увидит меня, если я не привлеку его внимания каким-либо движением или звуком. Безлунной ночью я довольно хорошо вижу при свете звезд, но в ту ночь не было ни звезд, ни даже вспышек молнии. Я знал, однако, что тигр лежит ко мне боком, по правую сторону от добычи, так как он не двигал вола, прежде чем начал есть.

Так как уже предпринимались неоднократные попытки убить тигра, я не ждал его прихода до наступления темноты и заранее решил, пользуясь светом звезд, прицелиться, куда будет возможно, затем передвинуть ствол винтовки так, чтобы пуля прошла на один или два фута правее вола. Но тучи закрыли звезды, я ничего не видел и мог рассчитывать только на свои уши — у меня был превосходный слух в то время. Подняв штуцер и упираясь локтями в колени, я тщательно прицелился в направлении звука, который издавал тигр, и, стараясь не сдвинуть ружье, повернул голову в сторону звука. Я взял прицел немного выше, чем следовало, поэтому чуточку опустил штуцер, снова повернул голову и прислушался. Проделав это несколько раз и убедившись, что целюсь точно на звук, сдвинул ствол ружья немного вправо и нажал на спуск. Двумя прыжками тигр достиг двадцатифутового края оврага, где имелась небольшая ровная площадка, за которой начинался крутой подъем. Я слышал, как тигр шуршал сухими листьями на этой площадке, потом все стихло. Наступившая тишина могла означать и то, что тигр умер, и то, что он даже не ранен. Минуты три-четыре я держал штуцер у плеча, напряженно прислушиваясь. Не раздалось ни звука, и я опустил ружье. В ответ на это движение с высокого края оврага донеслось глухое рычание: значит, тигр невредим и видит меня.

Когда я устраивался на дереве, ветка, на которую я сел, находилась в десяти футах от земли, но под тяжестью моего тела она прогнулась, и расстояние сократилось до восьми футов, ноги свисали еще ниже. А всего в каких-нибудь двадцати футах от меня, выше по склону, грозно рычал тигр-людоед.

Даже днем близость тигра, если он вас и не видит, заставляет сердце биться учащенно. Но ночью, к тому же темной, сердце вовсе готово выскочить из груди. Я убежден, что, если тигра не провоцируют, он убивает лишь для того, чтобы утолить голод. Наблюдавший за мною тигр был обеспечен едой на два-три дня, значит, ему незачем было меня убивать. Тем не менее я опасался, что в данном случае именно этот тигр может оказаться исключением из правила. Я знал все же, несмотря на владевшее мною беспокойство, что мне нечего бояться, пока нахожусь на дереве, то есть пока не свалюсь, уснув или потеряв равновесие: мне не за что было держаться. Я не видел более причин отказывать себе в удовольствии закурить и достал портсигар. Как только я чиркнул спичкой, тигр отскочил подальше от края оврага. Скоро он вернулся и снова зарычал. Я выкурил три сигареты, а он все не уходил. Тем временем пошел дождь. Сначала упало несколько крупных капель, затем начался сильный ливень. Выходя утром из Рамгарха, я оделся очень легко. Надо мной не было ни листочка, поэтому через несколько минут я промок до нитки. С первыми же каплями дождя тигр, конечно, поспешил укрыться под каким-нибудь деревом или скалой. Дождь начался в одиннадцать часов ночи, прекратился в четыре, и небо прояснилось. На мою беду, поднялся ветер, и если раньше мне было только холодно, то теперь я просто замерзал. Когда у меня начинается приступ ревматизма, я вспоминаю эту ночь и ей подобные и радуюсь, что еще легко отделался.