Храм Василия Блаженного - [29]

- Я наслышан, - ничуть не удивился поп. - Он считает, что если сам построит - поправится. Значит, так оно и должно быть.

- Даже если не тому богу храм строит?

- Бог един, - ничего толком не поясняя, ответил поп. - Каждому же по вере его воздается. А вот вы бы меня с отцом вашим познакомили поближе, премного от прихожан наслышан о нем, а вот знаком шапочно, хотелось бы поближе познакомиться.

- На путь истинный наставить?

- Ну, зачем же так? - улыбнулся широко отец Андрей. - Его Господь наставляет. Всякого Господь наставляет, да не всякий ему следует. А вот батюшка ваш следует. Если бы его Господь не любил, разве народ любил бы?

Он мелко перекрестил сарай, в котором находились Сергей и Васька, собрался уходить, но Васька остановил его.

- Если я построю Храм - я поправлюсь?

- Главное, чтобы ты в это верил. Я уже сказал: по вере воздается. Господь таких, как ты, без защиты не оставляет. Ты приходи ко мне в церковь, я тебе кое-что расскажу, книжки дам посмотреть.

Отец Антон откланялся и ушел. Васька взял лопату и тоже ушел, строить свой Храм. Сергей же сел в траву, глядя на закатное солнышко.

- Почему Васька - не такой, как все? - думал он. - Как может Бог услышать молитву, если ее вслух не произносить? Почему главное самому верить в то, что вылечишься?

Он встал, помотал головой, поймав себя на мысли о том, думает про то, поправится ли Васька, или нет, если построит свой Храм? Он сердито топнул ногой, рассмеялся, поняв, что хитрый поп, ничего почти не сказав, оставил после себя десятки вопросов, которые теперь так и будут всегда с ним, с Сергеем. Всю жизнь.

А Васька строил Храм. Дальними путями, через огороды и овражки, с горки на горку таскал он картонные коробки, обрывки веревок, пустые фанерные и деревянные ящики. А еще - чистый песок и камни, которые он тщательно выбирал и отыскивал, а после относил в горку в корзине.

Посреди поляны возвышались сделанные из картонных коробок и ящиков стены Храма, кое-где они поднялись уже на высоту человеческого роста. Коробки и ящики ставились друг на друга, связывались веревками, прикручивались проволокой. Местами их подпирали колья.

Как вся эта конструкция не развалилась от ветра, совершенно непонятно. На месте дверей, прикрывая внутренности помещения, висел большой рогожный мешок, разрезанный пополам. А надо всем этим сооружением натянут огромный тент из кусков полиэтилена и обрывков клеенки, которые покоились на привязанных между деревьями веревках.

Возле наружного угла Храма лежала аккуратно сложенная пирамидка булыжников разных размеров. С другой стороны Храма возвышалась куча песка, тщательно просеянного. Часть его ровным слоем была разглажена на очищенном от травы месте. Дерн, аккуратно снятый с этого места, лежал плитками рядом с жердями, приготовленными, наверное, для крыши.

Но предметом особой гордости Василия, а с некоторых пор и особой любви, являлось строение метрах в пятидесяти от строительной площадки.

Там, над большой ямой, диаметром четырех, а глубиной семи-восьми метров, он настелил лесины, сделав мостик шириной метра в полтора, два. В самом центре прорубил дырку, под которой плескалась на дне черная стоялая дождевая вода. Вокруг этой самой дырки возвел он картонные стены, после чего получилась будочка, только без крыши, вход в которую загораживала вторая половина рогожного мешка. Таким образом Васька стал полноправным хозяином уютного туалета с видом в мечтательное небо.

Словом, обустроился Васька не очень умело, но старательно и заботливо. По-своему, даже уютно. И даже собственным ритуалом обзавелся. Приходя утром на поляну, сложив у стен Храма поклажу, прежде чем приступить к работе, он брал лист толстой фанеры и шел с ним в туалет.

Почему с фанерой? Да потому, что он там, в туалете, можно сказать, медитировал. Он придумал это созерцание, когда приходил сюда по мере своих потребностей и сиживал, задрав голову к небу.

И поскольку ни сада из камней, ни сада из песка он пока не построил, то стал Васька созерцать небо. Делал он это так: прикрывал дырку в настиле листом фанеры, ложился на эту фанеру, высунув ноги наружу, под мешок. Вокруг него, отгораживая от внешнего мира, возвышались стеночки будки, а сверху голубело, или светилось солнышком, огромное небо. Вот так вот получился у Васьки небесный сад.

Так и лежал он, нос к носу, глаз в глаз с этой бездонной вечностью. И что он там такое видел, что ему там показывали, про то только он сам и знает.

И кто на кого пялился: Васька на Бога, или Бог на Ваську?

Впрочем, Васька даже Бога однажды видел. И не только видел, а даже поговорил с ним немножко.

Лежал как-то Васька на спине, думал ни о чем, ну так, о ерунде всякой. Вроде даже задремал.

И вдруг видит: из облачка, что проплывало как раз над Васькой, вышел Бог.

И был он из себя немного странный.

Маленький, толстый и в кимоно. А на голове - почему-то милицейская фуражка. Глазки узенькие и очки в тонкой оправе, как у отца Андрея. А на кимоно, на спине сзади, нарисован дракон, тоже, как и у Васьки, с синим языком.

И сандалии у него были точно такие же, как у Васьки.