Храм Согласия - [58]

* По данным ливийской исторической науки XX века, за годы второй мировой войны в Ливии произошло 127 сражений, в которых приняли участие 1,5 миллиона человек. Как пишет сегодня знаток Ливии востоковед А.З.Егорин: “Воевавшими сторонами были созданы обширные минные поля. Самым крупным минным полем в мире, по мнению специалистов, стало пустынное пространство в районе Буэрат (на побережье) – Геддахия (на западе). Оно простирается по широкой фронтальной части на 45 км, уменьшаясь в глубь пустыни до 1 км. Эта треугольная область Буэрат являлась наиболее удобной для минирования, что, по расчетам Роммеля, должно было остановить продвижение британских войск или надолго задержать их”.

Десятки тысяч немецких мин, о которых пишет русский востоковед в начале XXI века, были изготовлены на рубеже сороковых годов века XX-го на заводах семейства юного Фрица, которого Александра и главврач госпиталя Папиков спасли на Сандомирском плацдарме.

Установили эти мины в ливийской пустыне “русские рабы Роммеля”…

XXXIV

Его Величество Случай не раз замыкал целые круги жизни Марии Александровны, изменял ход судьбы или давал ему новое дыхание. Если бы в 1909 году, неполных четырех лет от роду, она не шлепнулась однажды во время дневной репетиции в Венском оперном театре, не “расквасила” себе нос и не испачкала кровью платье маминой приятельницы Елены Бреслау, то большой черноусый дядя не взял бы ее на руки и не стал утешать, нося взад-вперед по широкому, пахнущему мастикой проходу темного зрительного зала с рядами пустых кресел, отсвечивающих отполированными многими локтями деревянными подлокотниками, и, таким образом, она никогда в жизни не могла бы сказать о себе, что ее нянчил сам Альберт Швейцер.

В 1909 году только что помолвленная со Швейцером Елена Бреслау гостила в России, сначала у своих родственников в Санкт-Петербурге, а потом и на юге, в Николаеве, где и познакомилась с семьей адмирала Мерзловского. Той же осенью адмирал Александр Мерзловский взял трехнедельный отпуск и отправился с молодой женой и малышкой Машей (старший сын Евгений был на учебе) в первое и последнее семейное турне по Европе – так они попали в Вену, где тогда проходил конгресс Международного музыкального общества, на котором жених Елены Бреслау тридцатичетырехлетний Альберт Швейцер был весьма заметной фигурой.

Через много лет, в тридцатые годы, в Страсбурге на вечере органной музыки Баха, где солировал маэстро Швейцер, Мария Александровна подошла к нему после концерта выразить восхищение, и как-то само собой сказалось:

– А вы нянчили меня. В Венской опере, давным-давно. На репетиции я баловалась, бегала по залу и упала – разбила нос.

– О Боже, неужели это вы? – всплеснула руками сухощавая, пожилая, но все еще красивая дама с тонким, одухотворенным лицом и светлыми глазами. – Альберт, это дочь моих знакомых из России, помнишь?

Так состоялась их вторая встреча, столь же мимолетная, как и первая. Однако этого вполне хватило, чтобы в 1942 году, отправляя в Габон русских военнопленных, Мария Александровна могла с легкой душой снабдить их рекомендательным письмом к всемирно известному в ту пору Большому Белому Доктору из джунглей.

В жизни Марии Александровны не раз случалось так, что она, хоть и мельком, но пересекалась со многими персонажами мировой истории. Правда, пересекалась с ними, как правило, она в ту пору, когда каждый из них только-только вступал на шаткий путь к мировой славе. Повстречавшись с ними однажды и познакомившись, она не извлекала в дальнейшем ни малейшей корысти для себя лично. Существенно и то, что обычно знакомились с Марией Александровной будущие сильные мира сего как с представительницей стран Магриба*, где она занимала весьма важное неофициальное место красивой, умной, образованной, энергичной женщины, располагающей к тому же не только крупным состоянием, но и широкими связями в обществе и любовью коренного населения, после спасения от казни пятерых туарегов распространявшего о ней легенды.

Время было сумбурное, власть французской администрации в Тунизии держалась на волоске, что значительно облегчало задачу Марии Александровны как можно быстрее натурализовать ее воспитанников, вывозимых на яхте “Николь” из Марселя, выправить им документы: кому – французского протектората Тунизии, а кому – и самой метрополии. Мария Александровна не жалела средств на взятки и подношения, так что дела ее в этом важнейшем направлении продвигались весьма успешно. Она понимала, как рискованно держать в Джебель-Кебире слишком много людей, и уже в начале осени отправила первую партию своих подопечных в Габон. Почему в Габон? Тому были весьма веские причины: француз-ский губернатор Габона еще летом 1940 года одним из первых присягнул на верность генералу де Голлю и порвал с петеновской администрацией, в Габоне жил и работал Альберт Швейцер, из Габона открывался выход в океан… Да, кроме хорошо знакомого Марии Александровне губернатора, когда-то дружившего с генералом Шарлем и не раз приезжавшего к ним в Тунизию, в Габоне жил пусть и мельком, но все-таки знакомый ей Альберт Швейцер – врач, музыкант, философ, во всех трех ипостасях человек с мировым именем, чья деятельность была очень близка Марии Александровне не только по букве его философских трудов, но и по самому будничному существу. Об этом, собственно, она и написала Швейцеру в первом сопроводительном письме: