прошептала она и зажала рот ладонью, испугавшись, что Антек может ее услышать. Это прозвучало как обвинение, потому что, хотя она никогда и не сказала бы вслух такой нелепости, тем не менее почему-то ждала, что он защитит ее и от бега времени. Потом опустила руку, провела ею по шее, груди, животу. Сосредоточенно ждала реакции тела. Но оно молчало, молчало уже много дней, недель, а может, даже и месяцев.
Я поднял голову, пытаясь понять, каким образом вижу все это, откуда подглядываю за ней. А потом пополз в ее сторону: мое длинное желто-зеленое тело скользило, извиваясь между ножками шкафчика для полотенец, касаясь животом холодящей фарфоровой белизны биде. Я не хотел ее напугать, поэтому очень медленно заполз на стиральную машину и только оттуда – на край ванны. Ласково посмотрел ей в глаза. Она не закричала. Шло время, мы не отводили глаз друг от друга, ее изумрудные погрузились в мои бронзовые, а мои бронзовые погрузились в ее изумрудные, и были только они – изумрудные и бронзовые круги с черными точечками в самой середине, то близко, то снова глубоко и далеко, неуловимо пульсирующие: нежностью и завороженностью. Мы оба затаили дыхание, только пена медленно оседала с тихим шелестом, исчезала в зеленоватой воде, растворяясь в ней навсегда. Я понял, что женщина ждала здесь меня. Ведь мы встречались так не в первый раз. Как теперь должны были прозвучать мои слова? Я сосредоточился, от напряженного раздумья по моему длинному телу от кончика хвоста до раздвоенного языка пробежала дрожь. В конце концов я прошипел с нежной грустью:
– Ваш муж… он, наверное, необыкновенный мужчина?
