Храм Фортуны II - [26]

Главный вождь хаттов — Ательстан — погиб в резне; его семья попала в плен, чтобы потом пройти по улицам Рима в триумфальном походе Германика-победителя.

Те немногие дикари, которым удалось уйти, в панике разбегались по округе, разнося по лесным хуторам и селениям страшную весть о появлении врагов из-за Рена и об учиненном ими погроме.

Германик продолжал методично опустошать окрестности, продвигаясь вперед, к намеченной цели — линии старых римских укреплений. Выполняя приказ своего командира, солдаты предавали деревни огню, а жителей вырезали под чистую, не щадя ни женщин, ни детей.

Германик, в общем, не был человеком жестоким, но этот поход имел целью отомстить варварам за предательское нападение на армию Вара и непрекращавшиеся набеги на земли римских провинций, а потому жалости или великодушию тут уже не было места.

Лесные разбойники должны крепко усвоить, как опасно злить своих грозных соседей.

Уже почти дойдя до заранее определенного рубежа, Германик наткнулся на хорошо укрепленную деревню, скорее, даже форт, выстроенный по римскому образцу. Здесь укрылся сын вождя хаттов, Ульфганг, с остатками своих воинов.

Хотя римляне значительно превосходили врага численностью, но идти на штурм без поддержки стенобитных орудий явно не стоило — потери оказались бы неоправданно большими. Начинать осаду тоже не было смысла — это могло затянуться, а времени у Германика уже не оставалось.

Посчитав, что урок варварам уже преподан хороший, командующий Ренской армией предложил Ульфгангу условия мирного соглашения.

Хатты должны были выдать дезертиров, выйти из племенного союза, направленного против Рима, и признать цезаря Тиберия своим верховным правителем. Кроме того, они обязаны были поставлять солдат для вспомогательных войск. За это Германик обещал сохранить племенное самоуправление — то есть власть вождя, и гарантировал целостность территории, которой хатты владели до сего дня.

Несмотря на столь мягкие условия, Ульфганг ответил оскорбительным отказом.

— Не вам устанавливать тут свои порядки! — громко крикнул он со стены своего укрепления. — Мы свободный народ и останемся свободным народом. А вы лучше убирайтесь к себе домой, пока не поздно. А то как бы не повторилась история с Квинтилием Варом.

Возмущенный и взбешенный этими дерзкими словами Германик собрал военный совет, чтобы решить, как поступить дальше.

Авл Плавтий, легат Четырнадцатого легиона, высказался за то, чтобы начать штурм.

— У нас в десять раз больше людей, — убеждал он. — Варвары привыкли биться в лесу или на болотах, а как защищать укрепления они не знают. Одна решительная атака, и мы взойдем на стены. Берусь сделать это с моими солдатами.

Его поддержал и Гней Домиций Агенобарб, который командовал вспомогательными частями.

— Нельзя позволить им посмеяться над нами. Мы успешно начали дело и надо так же успешно его закончить.

Он имел свой умысел — выполнял инструкции Ливии. Ведь при штурме наверняка погибнет много солдат, а тогда верные императрице сенаторы в Риме смогут обвинить Германика в том, что ради удовлетворения собственных амбиций он бросается жизнями соотечественников без особой необходимости. Таким образом, его могут даже лишить заслуженного права на триумф и популярности полководца будет нанесен ущерб. Люди в столице, от которых все и зависит, иначе смотрят на такие вопросы, чем кадровые военные, привыкшие рисковать собой и считающие это своим долгом.

Германик колебался. Он понимал, что штурм будет трудным и много крови прольется, но ведь на кон поставлен престиж Рима...

В разговор вмешался Публий Вителлий, начальник штаба.

— Да пусть они сидят в своей норе, — сказал он пренебрежительно. — Не стоит эта кучка бандитов таких жертв. Мы уже отправили в Подземное царство несколько тысяч варваров и отправим еще столько же по пути назад. Они и теперь напуганы так, что больше и носа не покажут за Рен. А весной вернемся с осадными орудиями и без всякого риска по бревнышку раскатаем эту их берлогу.

Наша задача выполнена. Не очень-то почетно будет уложить сейчас здесь половину кадрового легиона, чтобы только добраться до какого-то жалкого дикаря, имевшего наглость, а вернее, не имевшего достаточно ума, чтобы принять великодушное предложение Германика.

Авл Плавтий постепенно сдавал позиции, но Агенобарб упорно стоял на своем. Это была хорошая возможность подорвать авторитет Германика (ведь штурм мог вообще закончиться неудачей), и Ливия наверняка осталась бы довольна таким оборотом событий.

Однако Вителлий тоже понимал всю опасность подобного шага и аргументированно убеждал своего командира не принимать поспешных решений, которые могут оказаться весьма пагубными и для него, и для армии.

В самый разгар дискуссии в ставку командующего прибыл гонец от легата Двадцатого Валериева легиона с тревожным известием. Этот легион находился в арьергарде, и вот его неожиданно атаковали превосходящие силы германцев.

— Как донесли лазутчики, — сказал гонец, хрипло дыша и вытирая со лба пот, — это подошел сам Херман с крупными силами.

Германик нахмурился. Положение резко осложнилось. Ведь он рассчитывал разбить врага по частям, уложившись в минимальное время и располагая минимальными силами. Но каким-то образом варварам стало известно о его прибытии и вот теперь в тылу у него оказался Херман, вождь могущественного племени херусков — союзников хаттов, главный виновник разгрома армии Квинтилия Вара шесть лет назад.