Храм фараона - [63]

— Что означает эта игрушка? — спросила она без особого участия.

— На месте этой игрушки возникнет храм, который будет таким большим, что некоторые дерзкие принцессочки станут рядом с ним совсем незаметными, — насмешливо пояснил царь.

— Вот этот! — взволнованно воскликнула Нефертари и тотчас закашлялась. — Вот этот нравится мне больше всего. Мне нравятся фигуры с солнечным диском, рогами коровы и коронами из перьев. Это Хатор и одновременно я, хорошо охраняемая моим супругом, который сопровождает меня в двух обликах. А это, — Нефертари указала на маленькую фигурку, — эта фигурка рядом с моим коленом — это ты, Мерит, а здесь можно видеть Амани и Енама.

Она озабоченно посмотрела на супруга:

— А жрецы не посчитают богохульством то, что я буду изображена на фасаде храма?

Но Рамзес только рукой махнул:

— Я — верховный жрец Кеми. Я велю построить храм Пиайю, а если кто-то возмутится, я отправлю того в каменоломни.

— А где будет построен храм? — поинтересовалась Мерит.

— Далеко на юге, на границе с Кушем. Когда твоя мать выздоровеет, мы с ней вместе осмотрим это место. Тем временем Пиай привезет туда скульпторов, художников и специалистов по камню. Шесть больших фигур, каждая почти в двадцать локтей высотой, он создаст собственными руками. Лучшего скульптора нет, хотя, видят боги, я хотел бы, чтобы таких, как он, было больше.

Услышав имя Пиайя, Мерит покраснела и смущенно отвернулась к окну. Уже несколько дней ее преследовал один и тот же сон. Она посещает Пиайя в его мастерской, потому что он хочет сделать ее большую статую. Потом она слышит, как он говорит: «Ты должна быть обнаженной, принцесса, когда я буду ваять твое тело, совершенно обнаженной».

Ей стыдно, но она послушно раздевается. Пиай подходит к ней, смотрит на ее маленькие груди и говорит: «Их я должен сделать немного побольше».

Он берет ее за грудь, аккуратно, нежно, как будто это ценный плод, и Мерит пронизывает неописуемое сладкое чувство, которое она никогда не переживала наяву. Вот почему она смущалась, когда упоминали имя Пиайя. Несколько дней она боролась сама с собой, не рассказать ли ему об этом сне. Один раз она уже была на пути к его мастерской, но затем все же повернула назад.

Рамзес и в новом городе подарил своему скульптору большой дом. Его сад граничил с дворцовым кварталом, и, когда царь звал его, Пиай мог попасть во дворец через маленькую дверь в стене.

Царь звал его часто, очень часто. Совет Пиайя требовался при строительстве каждого важного храма. Порой он должен был быть главным смотрителем работ, и у него оставалось мало времени для себя самого. К тому же Рамзес часто приглашал скульптора на маленькие вечерние пирушки. Тогда царь без всяких церемоний сидел за столом со своими друзьями — главным советником Парахотепом и возничим Меной, и говорил обо всем, что его волновало, и слушал других, хотя иногда это давалось ему с трудом. При этом опустошался кувшин за кувшином лучшего вина, и строгий к себе Пиай давно причислял себя к выпивохам. При этом он забывал свою изнурительную жизнь. Он чувствовал, как на сердце у него теплеет, и становился веселее. Тем хуже было на следующий день, когда с горечью в желудке и гудящей головой он снова должен был выполнять свои многочисленные обязанности. С тоской он вспоминал свое путешествие, в котором обучался ремеслу зодчего. Тогда он еще был господином своего времени и смог бы легко отключиться от маршрута и провести пару веселых дней в Пер-Бастете. Недавно царь подарил ему красивую молодую рабыню, с которой он переспал несколько раз, чтобы не подумали, что он не ценит подарок, а затем снова отправился в поездку и по возвращении едва мог вспомнить имя красавицы. Полдюжины его детей уже населяли дом, только эти отпрыски его особо не волновали, и их воспитание он переложил на их матерей.

Весь двор, конечно, знал, в какой высокой милости находился Пиай у царя, поэтому на него самого смотрели как на владыку в царстве ремесла, и это приносило мастеру дополнительную работу. Тот, кто приносил ему планы, оставался крайне высокого мнения о нем, потому что Пиай просматривал все планы, совершенствовал и утверждал проекты, которые ему нравились.

В эти дни, однако, он был в таком состоянии, что охотнее всего сложил бы стопкой свитки папируса на эшафоте и сжег бы их. Он тосковал по Абидосу, хотел навестить там Ирамуна, который из-за болезней должен был прекратить работу. Пиай не знал даже, жив ли его приемный отец, потому что новостям с юга требовались недели, чтобы достичь Пер-Рамзеса. Вздыхая, он отправился в мастерскую, где его помощники все еще были заняты изготовлением украшений для большого храма Сета. Этих людей обучил Пиай, они работали в его духе, и ему самому большей частью нужно было только вносить некоторые исправления. Он подумал, не попросить ли ему у царя месяц отпуска. Он мог бы поехать в Абидос, посетить Ирамуна и, может быть, присмотреть себе жену.

— Ты так глубоко задумался, мастер Пиай? Благой Бог хочет тотчас говорить с тобой, а в мастерскую пойдешь позже. — Голос принцессы Мерит вывел его из задумчивости.

— Ты сама передаешь мне эту новость?