Храм фараона - [57]

Рамзес гневно вскинулся:

— Жалобы?! Да чего она, собственно говоря, еще хочет, она, которой помешали остаться жрицей? У нее есть свой придворный штат, слуги, доверенные лица, я регулярно беру ее к себе в постель, у нее два сына от меня, которые носят урей, и к ним обращаются так же почтительно, как к наследнику престола и его брату. Ей что, мало?

— Ей слишком мало. Как мать твоих сыновей, она ожидает большего внимания. Ее едва упоминают в надписях, ее ни разу не изобразили с тобой, а недавно она заявила, что с ней обращаются не лучше, чем с наложницей.

— И в этом она права! Когда я ее посещаю, я делаю это лишь моим… — он указал на свой фаллос, — и никогда моим сердцем. Мое сердце хранишь ты, и ничего тут не поделаешь.

— Только после моей смерти ты получишь его назад и тогда сможешь подарить его другой.

— Ах, Нефертари…

Сильный крупный Рамзес с нежным укором посмотрел на свою маленькую изящную жену, заглянул в ее раскосые темные глаза и почувствовал, что влюблен, как в первый день.

Мозе происходил из Питома, восточного пограничного города страны Кеми. Этот город находился посреди пустыни на одном из притоков Нила, который на своем пути на восток был сопровождаем узкой полоской плодородной земли. В этом районе жило племя пастухов хабиру, некоторые из них осели в Питоме или же работали там. Большая часть племени, однако, кочевала со своими овцами и стадами крупного рогатого скота по пустыне, причем определение «пустыня» этой местности не совсем подходило. Там и тут попадались маленькие источники воды, которые были окружены растительностью и строго охранялись хабиру. В этой «пустыне» имелись также обширные, похожие на степь земли, травы на которых хватало, чтобы долгое время кормить несколько стадов овец.

Рамзес был не первым фараоном, который принуждал хабиру к отработкам. Его предшественники также предпринимали подобное время от времени.

Чтобы уберечь сына от такой судьбы, родители отдали шестилетнего Мозе в ученики к писцу, который занимал в Питоме уважаемую должность управляющего складами. Тот за подобную услугу разрешил обильно снабжать себя зерном, финиками, медом и ягнятами, но вскоре понял, что этот маленький хабиру имеет ценность большую, чем ежемесячные взносы его родителей. Мозе учился легко и быстро и скоро смог помогать писцу. Тот с удовольствием сидел в тени своего маленького сада, в то время как Мозе самостоятельно выполнял маленькие поручения. Когда вдовый и бездетный писец умер, Мозе без всяких сложностей стал выполнять его работу и был назначен преемником своего учителя. В это время Мозе уже исполнилось двадцать лет, и внешне, по крайней мере, он превратился в настоящего египтянина. Он не оборвал связь с родителями, но она ограничивалась редкими визитами. Его народ стал чужим ему, он думал и чувствовал, как египтянин, и не гнушался тем, чтобы в праздничные дни принести жертву Амону-Ра в посвященном ему храме. Знак этого бога, оправленный в золото скарабей из карнеона, Мозе носил на шее, а почитаемый его племенем безымянный и невидимый Бог больше для него ничего не значил.

Потом умер его отец, и Иохаведа, его мать, велела позвать своего первенца, чтобы он принял на себя роль главы семейства. Мозе приехал, однако он решил передать право первородства своему младшему брату Аарону. Тут Иохаведа подняла великий плач, ибо то, что собирался сделать Мозе, было против Закона Божия, и она потребовала, чтобы старейшины посоветовали, что делать в этом случае. Это было как раз в то время, когда отряды фараона принуждали хабиру работать, и те, кто мог, складывали свои шатры и бежали в пустыню. Мозе увидел это горе и внезапно все египетское спало с него. Под маской добропорядочного египтянина, оказывается, скрывался строптивый хабиру, который стал подстрекать людей своего племени к сопротивлению.

— Вы не египтяне! — кричал он им. — Фараон не имеет никакого права использовать вас как рабов!

Поскольку он умел писать и читать и знал обычаи египтян, он побуждал своих братьев по племени к бегству еще до того, как был обнародован приказ из Пер-Рамзеса и воины принялись сгонять людей на работы.

Хабиру вскоре увидели в нем нечто вроде вождя племени, стали доверять ему и слушались его указаний. Его должность управителя складов была уже занята, а самого Мозе разыскивали как бунтовщика и предателя. Чтобы упредить свой арест, он проскользнул в Пер-Рамзес и обратился напрямую к главному советнику, что было правом каждого верноподданного.

Парахотеп заставил его подождать. Мозе явился спустя час после восхода солнца, и Ра стоял уже почти в зените, когда его наконец позвали. Если этим хотели сделать Мозе более боязливым и покорным, то его недооценили. Перед мысленным взором вчерашнего писца и управителя складов были его братья по племени, которых ударами палок гнали на принудительные работы. Их заставляли вытаскивать ил из Нила на берег, смешивать мокрую глину с мелкой соломенной сечкой и укладывать в деревянные формы для кирпичей. Он видел эти картины снова и снова, и гнев поднимался в нем, как кипящая смола. Это было в Питоме, а в Дельте находились еще более крупные мастерские по производству кирпича, где его народ, строго охраняемый и понукаемый надсмотрщиками фараона, тратил впустую свои силы на чудовищные, оскорбляющие Бога постройки ради того, чтобы тешить тщеславие царя.