Хpоники российской Саньясы. Том 1 - [62]

А: — Ну, знаете, всех преследовали. Я на эту тему не очень интересный собеседник по той причине, что модно сейчас из себя делать эдакого «узника совести», «страдальца за идею» и так далее. У меня было достаточное количество неприятностей на эти темы, серьезных неприятностей. Однако, я приведу простой пример: академик Зубов, мой Учитель, — он слепой с четырнадцати лет. Разбирал гранату, — рвануло, — он на всю жизнь слепой. Это не мешает ему быть одним из самых сильных математиков. И во всяких интервью он об этом не говорит. Иначе, его люди будут рассматривать, как инвалида, как неполноценного, как-то там будут относиться. И, — это умный, сильный, квалифицированный человек, чтобы четко понимать и знать, что, в конечном итоге, важен результат, а слепой он или нет — это для математики не важно. Точно также: — да, преследовали меня по-всякому и были вещи достаточно тяжелые, но при чем здесь результаты? Все эти преследования — вещи второстепенные. Это не относится к предмету разговора, к йоге, это относится к политике, строю, к позиции правящих структур.

В: — Все-таки, — чем для вас является йога? Это только способ поддержания здоровья и физиологии или что-то еще?

А: — Сейчас постараюсь точно сформулировать. Йога для меня, в первую очередь, — это Теория Управления Человеческим Организмом. Это — одна из наук. Как есть физика, химия, астрономия, математика:

В: — Что вы подразумеваете под словом «организм»?

А: — А все включается туда: и физиология, и мышление, и, если хотите, даже религия и биоэнергетика, — все в этот сложный комплекс входит.

Тема, над которой я работаю сейчас, — она может показаться странной, поэтому я про эту тему мало разговариваю. — Я работаю над бессмертием…

В: — Физическим?

А: — Да. Ну, понимаете, все мои занятия, все эти мои занятия:, вот ко мне ходят школьники, аспиранты, но никто не видел, чтобы я занимался чем-то странным, какими-то упражнениями. Это — мое. Это — мои занятия. Как вот я сижу за компьютером, пишу какие-то непонятные математические формулы, так и это.

В: — Зачем вам физическое бессмертие?

А: — На вопрос «зачем?» ответить вообще невозможно. Есть некая вещь, — например, человек не может достаточно быстро бегать, — тогда он изобретает автомобиль, поезд, самолет. Ограничены физические силы, — изобретает бульдозер, подъемный кран. Ограничено время пребывания под водой, — изобретает акваланг, подводную лодку. Над всеми этими вещами люди работали и получали результаты. У меня же создается такое впечатление, что очень многие люди, дай им побольше времени, могли бы сделать гораздо больше. Ведь опыт человека собирается десятками лет. К тому времени, как он наберет достаточный объем опыта и знаний, как только он уже готов выдавать что-то определенное, — жизнь уже как раз и заканчивается. Получается некое неравновесие. Для того, чтобы действительно что-то серьезное выдавать, нужны десятки лет набора знаний, опыта, изучения: Часто жизни не хватает. Вот это я считаю проблемой человечества. Поэтому, моей задачей является, чтобы человек мог долго и плодотворно делать что-то. Ведь есть одно очень важное свойство, которое отличает человека от животного: — это стремление к познанию окружающего мира. Вот собака, — она всегда остается собакой, — она достигла уровня собаки. Человек, в этом смысле, еще не является в полной мере человеком. Он еще с очень маленьким КПД работает. Он еще — некий зародыш, который может во что-то эдакое развиться. У него — огромный потенциал.

В: — Мне рассказывали, что вы владели различными сиддхами…

А: — Да, я могу ходить босиком по раскаленным углям. Я могу вылизывать раскаленную добела железку. Еще в передачах Невзорова, в конце восьмидесятых годов, показывали, как раскаляется добела лом, после этого Невзоров от него прикуривает, а я этот лом вылизываю. Пар идет и все такое. Я потом язык показываю, — все нормально, никаких ожогов. Есть еще заснятые кадры, где я ложусь голой спиной на кучу разбитых стекол, на меня подъемным краном погружают плиту бетонную, на которую одним колесом заезжает здоровая машина, грузовик. Я встаю, — нет ни одной царапинки, а от стекол — мелкие кусочки. Я могу, в частности, останавливать сердце на какое-то время…

Но, опять-таки, — область применимости этих сиддх, — ну могу я это показать на сцене, по телевизору. Это — некий побочный продукт, который возник, как некий этап. Я не ставил себе таких задач. Вот аналогия образная: заснеженное поле и где-то рядом — елочка. И человек к ней идет. Но следы все-равно остаются. Так вот, по следам, которые остались, можно судить, — прошел человек это или не прошел. Все эти сиддхи — не более, чем следы…

Опять же, приведу в пример мой идеал интеллекта — академика Зубова. Предположим, есть некая математическая задача — какой-нибудь неберущийся интеграл. Сидишь, сидишь над ним, при помощи компьютера пытаешься его взять, — никак. Приходишь к Зубову: — посидит, подумает несколько минут и дает готовый ответ! Само по себе взятие интегралов — это вещь в себе, она не нужна, но, в процессе работы, Зубов это умеет и пользуется, когда надо. И то, на что мне потребуются долгие дни и компьютер, Зубов решает в уме за несколько минут. Это — след. Не самоцель. Это — показатель того, сколько человек работал в математике, какой опыт накопил…