Хозяйка - [14]

Идя обратно через двор, Кристин увидела, что над крышей поварни летают искры. Служанки занялись приготовлением еды для людей, ушедших в церковь.

В большой горнице было темно. Свечи на столе догорели, а огонь в очаге почти потух. Кристин подкинула дров и раздула уголья. И тут увидела, что в ее кресле сидит Орм. Он встал, как только мачеха заметила его.

– Как же это? – сказала Кристин. – Разве ты не поехал в церковь вместе с отцом и со всеми остальными?

Орм раза два глотнул слюну:

– Он, наверное, забыл разбудить меня, так мне кажется. Отец велел мне ненадолго прилечь на кровать у южной стены. Он сказал, что разбудит меня…

– Вот беда-то, Орм, – сказала Кристин. Мальчик не отвечал. Немного погодя он сказал:

– Я думал, что ты уехала вместе со всеми. Я проснулся и оказался совсем один здесь, в горнице.

– Я ходила ненадолго в церковь, – ответила Кристин.

– Ты не боишься выходить из дому в Рождественскую ночь? – спросил мальчик. – А разве ты не знаешь, что нечистая сила могла налететь и утащить тебя?

– Но сегодня ночью носятся, наверное, не только злые духи, – отвечала она. – Говорят, что в Рождественскую ночь все души… Я знавала одного монаха, он уже умер, – надеюсь, он теперь перед ликом Бога, потому что он всегда был такой добрый. Он рассказывал мне… Слышал ли ты когда-нибудь о том, что животные беседовали между собой в своих стойлах в Рождественскую ночь? В те времена они умели говорить по-латыни. И вот петух прокричал:

«Christos natus est!» Нет, теперь я уже не помню всего. Другие животные спросили, где это, и козел проблеял: «В Вифлееме, в Вифлееме!», а овца сказала: «Eamus, eainus!»

Орм презрительно усмехнулся:

– Ты думаешь, я такой младенец, что можно утешать меня притчами? Отчего бы тебе не взять меня на руки и не дать мне пососать?..

– Я говорила это больше для того, чтобы утешить себя самое, Орм, – спокойно сказала Кристин. – Мне тоже так хотелось бы послушать обедню…

Теперь она не могла уже больше смотреть на неубранный стол, смела все остатки в корыто и поставила его на пол перед собакой. Потом достала из-под скамьи пучок осоки и вытерла насухо столешницу.

– Не хочешь ли пройти со мной в кладовку, Орм, и принести оттуда хлеба и солонины, а потом мы накроем на стол к празднику? – спросила Кристин.

– А почему бы тебе не заставить своих служанок сделать это? – сказал мальчик.

– Меня так учили дома у отца и матери, – отвечала молодая женщина. – На Рождество никто не должен просить другого ни о чем, но каждый обязан стараться сделать как можно больше. И блажен тот, кто может больше всех послужить другим в дни праздников.

– А вот меня же ты просишь! – сказал Орм.

– Это дело иное: ты сын хозяина дома.

Орм взял фонарь, и они пошли вместе через двор. В кладовой Кристин наполнила два корыта всякой праздничной едой. И, кроме того, она взяла связку больших сальных свечей. Пока она занималась всем этим, мальчик сказал:

– Наверное, так водится у крестьян – все то, о чем ты мне сейчас говорила. Ведь я слышал, что он простой сермяжный мужик, Лавранс, сын Бьёргюльфа.

– От кого ты это слышал? – спросила Кристин.

– От матери, – сказал Орм. – Я слышал, как она не раз говорила моему отцу, когда мы в прошлый раз жили здесь, в Хюсабю, что вот, мол, он теперь увидит, что даже серый мужик не захочет отдать свою дочь за него замуж.

– Уютно же было в Хюсабю в это время, – коротко сказала Кристин.

Мальчик не отвечал. Уголки его рта вздрагивали. Кристин и Орм отнесли в горницу наполненные корыта, и Кристин стала накрывать на стол. Но ей нужно было еще раз сходить в кладовку, чтобы принести кое-что из еды. Орм взял корыто и сказал, немного смущаясь:

– Я схожу за тебя, Кристин. На дворе так скользко. Она вышла за дверь горницы и ждала, пока он не вернулся. Потом они уселись вместе у очага – она в кресле, а мальчик на скамеечке около нее. Немного погодя Орм, сын Эрленда, сказал тихо:

– Расскажи еще что-нибудь, пока мы сидим здесь, мачеха моя!

– Рассказать? – спросила Кристин невозмутимо.

– Да… Притчу или что-нибудь такое… подходящее для Рождественской ночи, – сказал мальчик смущенно.

Кристин откинулась на спинку кресла и схватилась тонкими руками за звериные головы на подлокотниках.

– Тот монах, которого я упоминала, – он побывал и в Англии. И он говорил, что есть там долина и поселок, где растут терновые кусты, которые цветут каждую Рождественскую ночь. Святой Иосиф Аримафсийский пристал к берегу около того поселка, когда бежал от язычников, и там он воткнул в землю свой посох, а тот пустил корни и расцвел; святой Иосиф первым принес веру христианскую в британскую землю. Гластонборг зовется тот поселок, теперь я припомнила. Брат Эдвин сам видел эти кусты… Там, в Гластонборге, похоронен вместе со своей королевой король Артур, – о его славе ты, верно, слышал, – тот, что был одним из семи достойнейших витязей христианства…

В английской земле говорят, что крест Христов был сделан из ольхового дерева. Но мы дома жгли ясень на рождественских праздниках, потому что он затоплял ясеневыми дровами, святой Иосиф, отчим Христов, когда разводил огонь для Марии-девы и младенца – сына Божьего. Это отец мой тоже слыхал от брата Эдвина…